увлечены мирской суетой. В противном случае вы бы сразу поняли, что смерть есть благо, ибо она единственная дает полное и совершенное освобождение от всех проблем и сует бытия.
В это время к нам подошел настоятель.
— Проводишь душеспасительные беседы? — прошипел он злобно. — А между тем кто-то из них телепатирует уже битых полчаса. Я все никак в себя прийти не могу: постоянно перед глазами вертится облик этого голодранца, будь он проклят… Где же он?!
Я поднялся.
— Да, именно он вызывал меня, — подтвердил настоятель. — Подойди сюда, дитя мое, и скажи, о чем бы ты хотел попросить меня перед тем, как тебя разрежут на куски тепловым лучом.
— Святой отец, — сказал я, подойдя к нему и смирно потупив очи. — Я молю лишь об одном: разрешите нам остаться на планете и предаваться познанию таинств Хабара, так сказать, заочно. Если же вы против этого, то хотя бы благословите меня перед тем, что я хочу совершить.
— Вот это я охотно сделаю, тем более что совершить тебе остается лишь одно: перейти из бытия в небытие, на что я тебя охотно благословляю…
Я приложился к его тощей кисти и удержал ее в своих руках. В тот же миг на нас с неба обрушилась лилово-розовая молния и в следующее мгновение взмыла вверх, унося с собою нас обоих.
— Ваша святость, — сказал я, поудобнее пристегнувшись к Ниф-Нифу, когда он остановился на высоте полукилометра над уровнем планеты. — Примите мои самые искренние извинения за столь неожиданную смену декораций, но мне срочно потреовалось поговорить с вами наедине.
— Итак, вы решили прибегнуть к шантажу! — мрачно осклабился он. — Старый прием и на редкость затасканный.
В этот миг Ниф-Ниф чуть ослабил хватку, и настоятель с воплем соскользнул вниз.
— Однако, несмотря на его тривиальность, свежесть ощущений сохраняется, не так ли? — осведомился я.
— Ваше святейшество, что с вами?! — завопил голос из интеркома. — Где вы?
— Я беседую с этим заблудшим юношей на некоторые богословские темы, — невозмутимо ответствовал настоятель и, скосив на меня злобный взгляд, прошипел: — Что еще вам угодно?
— Единожды и навеки забыть о существовании Святого Братства, — без колебаний объявил ему я. — Вы немедленно возвращаете нам все данные референдума, все наши расписки и обязательства, а также цистерну с нашей ртутью и улетаете восвояси. Можете прихватить с собой президента и его заместителя.
— Благодарю, — скривился он. — На такой товар у нас покупателей нет. Однако не кажется ли вам, что вы требуете слишком много, а взамен предлагаете слишком мало, в сущности почти ничего.
— Больше чем ничего, святой отец, — возразил я, провожая взглядом кружащий вокруг нас гравитолет, ощетинившийся стволами пушек и ракетами. — Во-первых, я возвращаю вам жизнь, а во- вторых, из последних сил спасаю вашу репутацию. Но помните, от соединения с вашим богом вас отделяют мгновения… Учтите: один шальной выстрел, и вас буквально отпустят на волю! Скажите вашим монахам, чтобы улетали.
— Убирайтесь вон! — завопил он, судорожно цепляясь за разжавшееся Ниф-Нифово щупальце. — Вон отсюда! Все на корабль, мерзавцы!
Я с удовлетворением отметил, что слово настоятеля и в самом деле было для пиратов законом. Гравитолет мигом спустился вниз. Офицеры быстро построили своих солдат-послушников, и стройные колонны потянулись к кораблю. Прошло еще некоторое время, пока я не связался с Шунбромом и не узнал от него, что все население колонии в полной безопасности. Я уже начал терять терпение, ибо видел на горизонте темные и пегие тучи, которые внушали мне самые мрачные мысли, Наконец звездолет изготовился к старту, оставалось только поднять трап и дать газ. Тогда и я попросил Ниф-Нифа спуститься, что он и сделал с удовольствием (он тоже изрядно устал столь долгое время висеть в облаках). Смерив меня пронизывающим взором, настоятель пообещал, что постарается еще раз встретиться со мной и довести до логического конца наш богословский спор, и отправился восвояси.
Как только он вошел в звездолет и за ним закрылся трап, корабельные динамики засвистели и затрещали, и над полем прокатился озлобленный крик:
— Ничтожный выродок! Ты надеялся, что останешься свидетелем моего унижения? Ты рано радовался! Кто унижает божьего слугу, тот унижает самого Бога, тому нет прощения ни в земной жизни, ни в загробной. Молите же небо о скорой смерти, ибо те громы и молнии небесные, которые днесь обрушатся на вас, суть кара за ваши грехи!
— Ну, сейчас, начнется… — стоявший около меня Шунбром инстинктивно поежился. — Ты бы хоть подстраховался как или…
И началось. Но не у нас, а у них, на корабле. Необъятное поле космодрома вдруг огласили вопли и стенания, ругань и скрежет зубовный, молитвы и проклятия.
— Да что они все с ума посходили? — изумился экс-директор.
— Страховка сработала, — ответил я. Сердце мое переполнило ликование, ибо я знал, что сейчас из складок настоятелевой хламиды на волю вырвались с десяток миниатюрных каракатиц, которые тут же принялись резвиться, прыгать и кувыркаться, играть в ловитки на звездолете, наполняя его удушливым газом, от которого у благочестивых пиратов полезли на лоб глаза, завязались бантиками уши и обед попросился обратно. И не было от этого газа никакого спасения, кроме одного.
— Вызываю святейшего отца! — сказал я по рации. — Предлагаю вам единственное действенное средство вернуть себе нормальную атмосферу: подняться в безвоздушное пространство и продуть помещения струей чистого кислорода. Люки при этом следует оставить открытыми.
Что святые разбойники и совершили к немалому удовольствию всех присутствующих. Старт звездолета вся колония встретила взрывом ликования. А тем временем сгущавшиеся на горизонте тучи приблизились, и мы различили летящие стройными рядами роты вулканщиков, батальоны ржавоболотников и полки чащобников. А потом они стали пикировать вниз, и мы увидели, что впереди них на своем турболетике летит мой папаша и показывает мне кулак с оттопыренным большим пальцем.
— Все в порядке, сынок, — заявил он, приземлившись. — Эти ребята согласились помочь нам, но при одном условии, что мы поможем им смонтировать геотермальную станцию.
— И приобрести звездолет, — добавил подлетевший к нам угольно-черный с лоснящейся кожей вулканщик.
— Вам — звездолет? — изумились мы с Шунбромом. Не столько тому, что услышали, сколько тому, что это было произнесено на довольно сносном интерлинге, правда, с некоторым обилием дифтонгов.
— Конечно, — подтвердил вулканщик. — Неужели вы думаете, нам не холодно в открытом космосе без ничего?
— Так, значит, вы умеете управлять звездолетами?
— Наши корабли не столь примитивны как ваши, но и на ваших можно добраться до родных мест.
— А как же Филумбридж?
— Наши дети полетели сюда на экскурсию, но случайно отбились от группы, потерпели крушение и, как ведите, до сих пор не в силах были ничего предпринять. Нам пришлось ждать, пока они повзрослеют.
— Но почему же вы сразу не открылись людям? Мы бы с радостью.
— С радостью? — иронически переспросил вулканщик. — Да вы с такой алчностью набросились на эту ртуть, что позволили себе заморочить голову самым смешным и ничтожным драбаданам. Ну мы, естественно, и решили, что и вы из их числа…
— Простите, — влез в разговор медленно приходящий в себя Ламермур. — Из чьего числа? Кто такие у вас драбаданы?
— Видите ли, — с возможной мягкостью объяснил ему вулканщик. — На экскурсию в этот сектор галактики отправились несколько групп из различных школ. Так вот, драбаданы — учащиеся спецшколы…
— Не может быть! — завопил Ламермур, ежась под уничтожающими взглядами окружающих.
— Неужели нормальные люди, будучи в здравом уме и твердой памяти, станут заявлять об
