— Конечно понравилось бы, — сказал Крейг, понимая, что он должен так сказать.
— Но я не нахожу его привлекательным. То же самое думает и Мария. Очень жаль. Вот с тобой совершенно другое дело. Тебя мне все время хочется. Особенно после той нашей ночи под открытым небом.
Крейг выглядел одновременно смущенным, польщенным и взволнованным, и Софи хихикнула.
— А ты завел себе маленького дружочка-мальчика-цветочка. Такая жалость…
— Эшфорда? — Он выглядел таким ошарашенным, что она снова хихикнула.
— С Эшфордом все в порядке. Поверь мне. Мы просто друзья.
Софи поцеловала его.
— Бедный Джон, — сказала она. — Теперь послушай меня. Мы с Марией скажем Дену, что ездили в Ниццу и там встретили тебя и твоего приятеля. Вы с Рикки попали в аварию, вот почему вы оба так выглядите.
— Спасибо. А где сейчас Рикки?
— Внизу. Он знает множество всяких вещей об одежде. Он точно сказал мне, сколько это стоит.
Она коснулась своего платья, тонкой оболочки из белого хлопка, подчеркивающей её золотистый загар, бледное золото её волос.
— Это его бизнес, — сказал он.
— Я знаю. Он сказал мне. Бедный Рикки. Некоторые из его клиентов дерутся очень больно. — Она отскочила в сторону; подол платья приподнялся над пеной белых кружев. — Это платье купил мне Ден. Тебе оно нравится?
— Да, — кивнул Крейг, — но мне нужно поговорить с Рикки.
Рикки чувствовал себя теперь гораздо проще и свободнее, разговаривая с Марией о платьях, рисуя, жестикулируя, его живой шарм делал незаметными его разбитые губы.
— Мне кажется, что мы с Марией старые друзья, — воскликнул он, — Это чудесно.
— Нужно повидаться с Грирсоном, — сказал Крейг. — Ты не знаешь, как бы мне добраться до него?
Эшфорд повернулся к Марии.
— Дорогая, ты не будешь возражать?
Бросив на него сердитый взгляд, Мария вышла. Эшфорд вздохнул.
— Она знает, Софи ей сказала. Так неудобно… Я прекрасно понимаю, что все это моя вина и все такое, но этим девушкам не следовало знать. Они могут рассказать кому-нибудь.
— Мы можем уйти, — сказал Крейг.
— Я полагаю, что нас убьют, — буркнул Эшфорд. Крейг заметил у него в руках пустой стакан. — Ну, а что будет, когда появится этот Ден? Мы просто не можем здесь оставаться.
— Так что насчет Грирсона?
— Ах, да. Я ведь собирался вам сказать, не так ли? Он отправился в Бордигерру. Я могу позвонить ему туда — но не раньше шести утра.
— Лучше дай мне номер телефона.
— Мне очень жаль, — возразил Эшфорд, — но не могу.
— Почему?
— Он не разрешил, — сказал Эшфорд, — но я думаю, что вы могли бы выбить его из меня.
— Не будь таким дураком, — возмутился Крейг.
— Меня только несколько раз ударили по зубам, — сказал Эшфорд, думаю, что вам досталось гораздо больше.
— Да уж, — кивнул Крейг.
— Разумеется, вы храбрый человек. И не боитесь высоты.
— Ты тоже храбрый человек, хоть и боишься высоты.
— Пожалуйста, не смейтесь надо мной, — попросил Эшфорд.
— Я не смеюсь. Ты же просил нас тебя оставить.
— Потому что с меня было довольно. Я хотел вернуться к своим корсетам. Что здесь странного?
— Почему он запретил давать мне этот номер?
— Потому что случись самое худшее — а всегда так и бывает — все свалили бы на вас, мой милый. Вы бы оказались единственным виновником. Вот награда за вашу храбрость.
— Это сказал тебе Грирсон? — спросил Крейг.
— Он сказал мне и кое-что еще. Не вы отвечаете за операцию, а он. Он профессионал. Ему очень жаль, что придется так с вами поступить, но он сделает это.
Крейг пожал плечами.
— Меня нанимали не за мои мозги, — сказал он. — Но нас ещё не поймали.
— Я боюсь, что они это сделают, — сказал Эшфорд. — Если бы у меня не закружилась голова, вы давно были бы на месте. Вам лучше уйти отсюда без меня. Нам лучше разделиться.
Крейг покачал головой.
— Нет, — сказал он.
Эшфорд собирался возразить, но Крейг пресек все его попытки.
— Я не уйду далеко с такой рукой, — сказал он.
Эшфорд вздохнул.
— Вы способны с двумя сломанными ногами добраться до луны. Вы необычайно тактичный человек, Джон.
Крейг вспомнил все, что с ним проделали. Сломанные пальцы, ожоги, побои, пытка водой. Он вспомнил схватку на стене, запах паленого мяса Сен-Бриака, когда тот упал на проволоку, его дергающееся тело, когда по нему пошел ток. Он не испытывал никаких угрызений совести от того, что сделал; Сен-Бриак был опасным сумасшедшим, который угрожал жизням куда большего числа людей, чем Крейг.
Теперь он ни для кого не представлял угрозы. Крейг сделал это, защищая себя, и ещё для того, чтобы отомстить за людей, которых убил Сен-Бриак; по крайней мере, все это время он верил, что это правда. Конечно, он был просто орудием, пистолетом, направленным в нужную точку, спусковым крючком, на который один раз нажали-и отбросили в сторону, когда иссякла приносимая им польза. Не было никакого смысла выдавать Лумиса. К тому времени, когда прекратится обмен дипломатическими нотами, будет очень трудно доказать, что Лумис вообще когда-либо существовал.
Дверной звонок сыграл на этот раз мелодию песенки «Давай станцуем», и Мария поспешила открыть дверь, через которую уже доносился оглушительный шум, производимый прибывшими участниками вечеринки.
— Любитель пистолетов мистер Тернер, — вздохнул Эшфорд. — Надеюсь, что сегодня он не в дурном настроении. — Затем он добавил: — Бордигерра 06053. Ведь мы все не можем быть профессионалами, не так ли?
— Спасибо, — сказал Крейг, — Я этого не забуду.
Тернер с шумом ввалился в дом, прижав Эшфорда к стене. Одной рукой он держал за горлышки две бутылки коньяку, а другой — попку тоненькой вьетнамки, которая висела у него на шее. На ней были белые шелковые брюки и длинное развевающееся платье из тонкого зеленого шелка, и казалось, что она доставляет ему не больше неудобств, чем две бутылки коньяку.
Мария и Софи с двух сторон в два голоса объясняли, что произошло в его отсутствие, тогда как остальная компания ворвалась в комнаты и бросилась разыскивать пластинки, бутылки и стаканы. Время от времени Тернер кивал. Крейг сомневался, удавалось ли тому расслышать хоть слово из того, что выкрикивали ему на ухо девушки. Но держался Тернер с монументальным спокойствием человека, который уже несколько дней не просыхает.
— Великолепно, — сказал он. — Рад вас видеть. Здесь. Держите это. При этом вьетнамка была переброшена по воздуху на здоровую руку Крейга, где и устроилась с ловкостью обезьянки.
— Рад встретиться с вами, — сказал Крейг.
— Enchante-я в восторге — сказала она.
— Привет, — повторил Тернер. — Привет, я помню. Вы мне нравитесь. Давайте выпьем.
