— Англо? — переспросил Каган.
— Местное прозвище белых. Правда, на латино или на индейца тоже не похож. Кожа коричного оттенка. Скорее…
— Ближневосточный тип.
Каган встал, пошатнувшись. Затем, усилием удержавшись на ногах, он дошел до мойки и осторожно выглянул в окно, чуть отодвинув занавеску.
— У меня нет таких больших булавок, чтобы заколоть подгузник, — спохватилась Мередит.
Морщась от боли, Каган скинул парку с оттягивающим правый карман пистолетом. Когда Мередит забирала малыша, полы куртки она, видимо, не задела, иначе почувствовала бы, что там лежит. Он положил парку на кухонный стол, стараясь не стукнуть пистолетом о поверхность, чтобы не вызвать лишних вопросов.
— Есть широкая изолента?
— Изолента? Да, точно — ее можно вместо булавок. Но как вы додумались?
— У изоленты уйма разных применений. Где она у вас?
— Нижний ящик, слева от мойки. Недавно труба подтекала, купили.
Каган вытащил рулончик изоленты, оторвал два куска и скрепил на бедрах малыша края полотенца, которые придерживала Мередит. Потом, оторвав еще несколько полосок, подлиннее, повесил их на край рабочего стола.
— Нет, столько мне не понадобится, — покачала головой Мередит.
— Это для другого.
Повернувшись спиной, он расстегнул и осторожно снял рубашку. Незачем пугать Мередит русскими тюремными наколками.
Несмотря на испарину, Кагана пробирал озноб. В тусклом свете ночника он худо-бедно убедился, что пуля прошла через левое плечо навылет. Рана распухла, однако, судя по всему, ни артерия, ни кость не задеты.
«Что ж, ложка меда в бочке дегтя, тоже хорошо, — подумал он, собираясь с духом. — Все получится, ты сможешь», — уговаривал Каган себя, превозмогая боль.
Мередит, стоявшая за спиной, видимо, разглядела наконец рану.
— Что с вами стряслось?
Каган не ответил.
— Это?.. Боже, это ведь от пули? В вас стреляли?
— Когда я спасал малыша.
Борясь с головокружением, Каган наклонился над раковиной и стал промывать рану.
— У вас найдется аптечка? — От теплой воды драло немилосердно, однако Каган старался не морщиться.
Мередит застыла в прострации.
— Аптечка? — Она в ошеломлении, видимо, даже самые обычные слова позабыла. — Аптечка… В том ящике, повыше.
В аптечке, к радости Кагана, обнаружился крем-антибиотик, и агент начал осторожно намазывать рану, одновременно поглядывая в окно сквозь щель в занавесках. По-прежнему шел снег. Каган скользнул взглядом по деревьям в палисаднике и дальше, на улицу за койотовой изгородью. Ни души.
«Может, обойдется…» — понадеялся он.
Обязательно.
Рядом с раковиной висела сухая тряпка. Закусив губу, Каган прижал сложенную ткань к ране и полосками изоленты закрепил на плече. На лбу выступил пот, но спецагент продолжал туго обматывать компресс изолентой в несколько слоев, чтобы получилась давящая повязка. Закончив, подождал, не просочится ли кровь.
Тут захныкал младенец. Обернувшись через плечо, Каган увидел, что он пытается сосать кулак.
— Чем мы его кормить будем? — озаботилась Мередит.
— У вас найдется молоко?
— Обычное молоко грудным все равно нельзя.
— Есть специальный рецепт, разработанный ВОЗ для чрезвычайных ситуаций: молоко разбавляется водой с сахаром.
— Но молока все равно нет. У Коула непереносимость. Было рисовое, только мы его как раз допили…
— Тогда разведите пол чайной ложки соли в кварте воды.
— Соли?
— Потом добавьте пол чайной ложки соды и три столовые ложки сахара.
— Выдумываете?
— Разработка клиники Мейо.[4]
Каган просунул палец в дыру от пули на рубашке и, потянув, разорвал рукав, чтобы влезла толстая повязка.
— Воду потом подогреваете, чтобы растворить соль, соду и сахар, — договорил он, надевая рубашку.
— ВОЗ? Клиника Мейо? И давно тайных агентов учат, чем кормить грудных детей?
— Было дело, сопровождал бригаду медиков в Сомали.
«Не так уж далеко от истины», — мысленно оправдался Каган.
Только вместо Сомали Афганистан, и никого он там не сопровождал, а под видом врача пытался добыть у афганских крестьян сведения о размещении террористических тренировочных лагерей. Умение спасти жизнь ребенку развязывало языки лучше некуда.
— Там голодающие дети сплошь и рядом, — пояснил Каган. — Врачи объяснили, как готовить раствор. Приятно было, что можешь хоть как-то помочь.
Подтверждая высказанную Каганом мысль, Мередит прижала малыша к груди.
— Пищу этот раствор не заменяет, просто восполняет электролиты, предотвращая обезвоживание, — продолжал Каган. — Двенадцати унций ему хватит на ближайшие двенадцать часов. Но после этого понадобится смесь.
«Двенадцать часов, — подумал он про себя. — Если за это время мы не отобьемся, будет уже все равно, кормить малыша или не кормить».
— Кто-то идет, — раздался из гостиной голос Коула.
Андрей шел по следам, вглядываясь в темные закоулки по обе стороны.
Снегу уже навалило по щиколотку. От следов впереди оставались едва заметные ямки.
Вот одна цепочка свернула к дому по правую руку. Еще чуть подальше две пары следов загибались к левому дому. Цепочки вились параллельно — ровные, никаких признаков шарканья. Если бы Петр, угрожая пистолетом, вошел в дом вслед за кем-то из жильцов, наверное, ему пришлось бы приставить дуло к затылку, и одна цепочка чуть отставала бы от другой. К тому же отпечатки в первой распределялись бы неравномерно, свидетельствуя о том, что человека подталкивали.
Андрей двинулся дальше. В слабом свете отраженных снегом огней виднелась теперь только одна пара свежих следов. Эти шли параллельно более старым, уже почти заметенным, ведущим навстречу Андрею — судя по всему, из дальнего дома, ближе к концу проулка.
«Твои следы, Петр? Вот эти, свежие? Неужели я тебя догнал?
Или ты хочешь завести меня в ловушку?»
Андрей замедлил шаг, вглядываясь в снежную мглу. Щеки онемели от холода, и в голову снова полезли воспоминания о прошлом. В русской армии ему пришлось однажды маршировать целые сутки в буране. Без еды и питья, потому что вода и пайки промерзли насквозь. «Зато закалитесь», — приговаривал старшина.
«Да уж, закалили нас на славу, — с горечью подумал Андрей. — Жестче и суровее некуда. Скоро, Петр, сам поймешь, на собственной шкуре».
Оставшаяся цепочка следов сворачивала налево, к вертикальным сучьям койотовой изгороди, и
