Именно потому, что Элизабет пребывала в таком отчаянии из-за Натаньела, она чувствовала себя одинокой даже в окружении любящих ее людей. Она часто поднималась к себе в комнату, чтобы не быть молчаливой свидетельницей их счастья. Точно так же она поступала, когда с визитом в Уэстборн-Хаус приезжал Натаньел.
Однако, как только что заметила Диана (подслушивая за дверью, Элизабет с ней согласилась), подобное положение просто недопустимо. Ведь, помимо всего прочего, Элизабет и Натаньелу на следующей неделе предстоит выступить в роли свидетелей на двух свадьбах.
Элизабет глубоко вздохнула, встала и распахнула дверь. Сестры, увлеченные жарким спором, тут же умолкли и с виноватым видом обернулись к ней.
— Мне показалось, Диана, ты пришла, чтобы напомнить мне о правилах приличия и сказать, что мне пора уже выйти из комнаты… Не так ли? — сухо поинтересовалась она Диана, которая опомнилась первой, повернулась к Элизабет. Лицо ее покрылось густым румянцем и стало почти такого же цвета, как букет красных гвоздик, который она держала в руке.
— Это тебе! — И она сунула цветы в руки Элизабет.
— Я и сама спустилась бы к ужину… Уверяю тебя, подкупать меня цветами нет никакой необходимости! — Элизабет невольно залюбовалась красивыми цветами и вдохнула их насыщенный, пряный аромат.
— Цветы не от меня! — сказала она, покачав головой.
Элизабет нахмурилась и посмотрела на старшую сестру:
— Тогда от кого?
— От лорда Торна! — с довольным видом объявила Каролина.
Элизабет побледнела, она невольно крепче прижала к груди букет и недоверчиво прошептала:
— От Натаньела?
— Вот именно! — многозначительно воскликнула Каролина. — Я так и знала! Только вчера ночью я говорила Доминику…
— Каролина! — мягко укорила среднюю сестру Диана и тут же повернулась к Элизабет: — Последние полчаса лорд Торн провел с Гейбриелом в кабинете; он просит тебя пройти туда, потому что вам нужно поговорить о чем-то важном.
Целых три дня Элизабет не с кем было обсудить свои чувства к Натаньелу. Она видела, как счастливы Диана и Каролина, и не хотела взваливать на сестер свои страдания, но теперь поняла, что ее скрытность лишь дала им повод для различных домыслов.
Правда, она понятия не имела, о чем Натаньел хочет поговорить с ней, а также почему он вдруг прислал ей красные гвоздики.
Натаньел мерил шагами ярко освещенный кабинет Уэстборна. Он едва сдерживал нетерпение. Согласится ли Элизабет выслушать его? Сам он считал, что нет. После возвращения в Лондон она упорно избегала его. Непонятно, почему сегодня она должна сменить гнев на милость.
Ему показалось, что ей должны понравиться гвоздики. Но может быть, он ошибался? Элизабет наверняка прекрасно помнит страшную сцену в оранжерее, когда Теннант сошел с ума. Зря он все-таки прислал ей цветы! Правда, он выбрал другие цветы, совершенно не похожие на розы Теннанта. Черт побери, Натаньел не мог вспомнить, когда в последний раз дарил женщине цветы и дарил ли он их кому- нибудь вообще. Неужели он просчитался?
Услышав, как дверь тихо отворяется, он развернулся на каблуках. У него захватило дух, когда он увидел на пороге Элизабет. На фоне темного коридора у нее за спиной девушка казалась особенно бледной и миниатюрной. Длинные темные ресницы отбрасывали тени на осунувшиеся щеки. Губы — ее восхитительно изогнутые пухлые губы, которые так и хотелось поцеловать, — были сжаты.
— Вы хотели поговорить со мной, лорд Торн? — Даже голос у нее изменился, стал низким, грудным. В нем совершенно не слышалось вызова, к которому он уже привык.
Сердце у Натаньела упало; Элизабет очень переменилась и снова стала обращаться к нему сухо и официально.
— Может быть, вы войдете и закроете за собой дверь?
Ее длинные ресницы дрогнули; она подняла на него настороженный взгляд:
— По-вашему, это совершенно необходимо?
Натаньел глубоко вздохнул и ответил:
— Да.
Элизабет плотно закрыла за собой дверь и вошла в аскетично обставленную комнату, в которой Гейбриел устроил свой кабинет.
— Милорд, мне кажется, я должна извиниться перед вами.
Натаньел нахмурился:
— Не вижу причин…
— Последние три дня я вела себя с вами не слишком вежливо. — Поняв, что избегать его общества глупо, Элизабет решила не останавливаться на полумерах. — Если вспомнить, что я обязана вам самой жизнью, я отплатила вам за добро черной неблагодарностью.
— Перестаньте, это смешно…
— Нисколько! — Элизабет подошла к нему ближе; пламя свечей подчеркивало ее стройную фигуру в светло-кремовом платье. Темные кудри были подхвачены такого же цвета лентой. — Сэр Руфус совершенно обезумел и мог убить меня.
На виске Натаньела запульсировала жилка.
— А мне следовало с самого начала догадаться, что вы — не та, за кого себя выдавали!
Элизабет сокрушенно улыбнулась:
— По-моему, вы и так догадались, что мне не очень-то удается роль компаньонки.
— Да, наверное, — кивнул он. — К сожалению, мои догадки не помешали мне… проявить некоторые вольности.
Элизабет почувствовала, как вспыхнуло ее лицо; она живо вспомнила, чем они занимались наедине.
— По-моему, я тоже виновна в том, что все так получилось.
Натаньел едва не простонал вслух, такое острое возбуждение неожиданно охватило его. При одном воспоминании о том, что вытворяли совсем недавно нежные ручки и губы Элизабет, у него заныло в паху. Он отвернулся и стал смотреть на огонь, потрескивающий в камине. Нельзя, чтобы она заметила, как остро он реагирует даже на воспоминания.
— Элизабет, сейчас я прошу у вас прощения за мои прошлые грехи…
— Лучше не надо! — резко возразила она.
Натаньел обернулся к ней:
— В сложившемся положении это меньшее, что я обязан сделать!
— Вы ничем мне не обязаны! — Элизабет взволнованно тряхнула темными кудрями.
Натаньел глубоко вздохнул и продолжал:
— Сегодня мы с Уэстборном откровенно поговорили с глазу на глаз. Я признался ему в своих прегрешениях.
— Что?! — с ужасом вскричала Элизабет.
— Мое недавнее поведение с леди Элизабет Коупленд достойно порицания. Оно непростительно. Следовательно, у меня два выхода. Либо я женюсь на вас, либо Уэстборн как ваш опекун обязан вызвать меня на дуэль…
— Абсурд! — воскликнула Элизабет.
— …вот почему я заранее согласился на то место и в то время, какие выберет Гейбриел, — угрюмо закончил Натаньел.
Элизабет оцепенела. Холод пробрал ее до костей. Ей показалось, будто кровь застыла у нее в жилах. Значит, Натаньел готов рискнуть жизнью и драться на дуэли с человеком, который, по словам Дианы, одинаково искусно управляется и со шпагой, и с пистолетом! Хуже того, если соперники останутся живы, Натаньел уже не сможет считаться другом Гейбриела. Очевидно, он готов предпочесть даже такой исход несчастью сделать ее своей женой.
