городском муниципалитете или в подготовительной комиссии, что помешало мне выехать, поэтому я телеграфировал руководителю левой рабочей организации в Мальме Отто Гримлунду, попросив его встретить и проводить Ленина и его друзей в Стокгольм. Гримлунд согласился, но к его разочарованию Ленин не приехал. Он прибыл лишь вечером на другой день, а уже утром следующего дня вместе со своими товарищами и Гримлундом был в Стокгольме, где его встречали Карл Линдхаген, Туре Нёрман, К. Н. Карльсон, Карл Чильбум и я.
Я снял с десяток комнат в гостинице „Регина“ на Дроттнинггатан и заказал кофе, яйца, масло, хлеб на несколько десятков человек. Их, кстати, было более двадцати [107]. Они были бедно одеты, несли большие узлы и потертые чемоданы. Портье не хотел их пускать, решив отослать в одну из гостиниц в квартале Клара [108]. Когда я запротестовал и гарантировал, что гостиница будет оплачена, портье пропустил русских…
Еще на вокзале Ленин заявил, что торопится домой, в Россию…. поэтому сможет остаться в Стокгольме только до вечера. Он почти бежал в гостиницу, так он спешил. Ленин был одет, как рабочий, вышедший на воскресную прогулку в неустойчивую погоду: длинное пальто, в котором он почти утопал, зонтик, мягкая фетровая шляпа, очень потертая, ботинки с толстыми подошвами, пригодные и для снега, и для дождя. У него были усы, коротко остриженная бородка, выразительные живые глаза, быстрые жесты. Несмотря на небольшой рост он казался локомотивом. В этом скромном человеке жили удивительные силы. Но это видели не все. „Он похож на школьного учителя из Смоланда [109], который поругался со священником и спешит домой, чтобы поколотить его, — сказал Карльсон, саркастически улыбаясь. Но тут же добавил: — Честь и слава такому школьному учителю, ему предстоит очистить авгиевы конюшни истории“.
Русские быстро покончили с завтраком, после чего Ленин пригласил меня в свою комнату для разговора. Беседа длилась около часа, затем Ленин встал и сказал:
— Нам необходимо провести заседание со шведами и запротоколировать его.
Разговор с Лениным велся на немецком языке и касался многих вопросов. Он сказал, например:
— Русская революция только начинается. Она является продолжением революции 1905 года. Это еще буржуазная революция, вызванная войной и недовольством рабочих. Эта буржуазная революция должна перерасти в пролетарскую. Буржуазию поддерживают правые элементы рабочего движения, социал- патриоты, которые хотят продолжать империалистическую войну. Мы выставим требование хлеба, мира и свободы. Кадеты, октябристы и помещики примкнули к настоящей революции в надежде избежать революции пролетарской и крестьянского бунта. Мы должны создать конвент рабочих, солдат и крестьян.
Я спросил:
— А не может ли распыление сил революции привести к ее поражению?
— Напротив! Революция пойдет на убыль, если мы не будем действовать и не возьмем руководство в свои руки. Русская революция послужит сигналом к началу революций в Германии, Австрии и Польше. Они смогут победить, если только это будут революции пролетарские. Если это будут революции мелкобуржуазные, они станут орудием в руках капиталистов и власть снова попадет к крупному капиталу и империалистам. Мы должны учиться на уроках французской революции и Парижской коммуны… Правые социал-демократы этого не понимают. Они будто с завязанными глазами идут через историю и время.
— А не приведут ли мирные акции сейчас к сепаратному миру, который может предать западные демократии и привести к победе императоров?
— Ведущаяся война является империалистической и должна быть превращена ил поймы захватнической в войну между эксплуататорами и эксплуатируемыми; эта новая война принесет мир и свободу всем народам… Революция будет продолжаться, пока пролетариат не победит во всех странах.
— Но есть ли гарантии для этого?
— Гарантии это революция в производстве и обладающий классовым сознанием пролетариат. Мы идем навстречу эпохе великих войн и революций. Совершенно новый общественный порядок не может быть создан за один день, или год. Революция — это локомотив истории. И мы его машинисты Русская революция — это только прелюдия.
— А как будет с демократией и внутренней свободой? Мы, шведы, любим мир, демократию, и мы большие индивидуалисты.
Шведы очень организованный и культурный народ, но вы — пацифисты. Даже вы, самые крайние левые, — пацифисты. Ваши крупные буржуа видит это яснее, чем вы. Царская, империалистическая Россия была и остается опасностью для скандинавских народов. Вы не можете встретить царскую армию с молитвами, без оружия.
Русская революция освобождает вас от военной опасности. Финляндия должна стать свободной, — первой из всех стран… Революционная России должна освободить завоеванные царизмом и угнетаемые народы. Немецкая революция освободит Польшу, Эльзас-Лотарингию и Шлезвиг, австрийская революция — Богемию и Венгрию и т. д. Эту освободительную миссию не может выполнить буржуазная революция; только пролетариат, свободный от капиталистических интересов, способен на это.
— А не приведет ли непрерывная революция к опасности военной диктатуры?
— Да, разумеется, если рабочие не возьмут в свои руки армию. Иначе буржуазная военщина при поддержке монополистов захватит руководство революцией и контрреволюция победоносно пойдет из одной страны в другую. Такая опасность есть сейчас в России. Керенский будет зависеть от царских генералов.
— А как все же будет с внутренней демократией в этих условиях?
— Товарищ Стрём, а как обстоит дело с Либкнехтом в Германии, с Макдональдом в Англии, с Хёглундом в Швеции? Это демократия? Это свобода слова? Это личная безопасность? Буржуазная демократия гнила и формальна. Как обстоят дела с пролетариатом в Швеции? Имеет он право голоса, социальную безопасность, гарантии от эксплуатации? Нет, вы же сами были вынуждены порвать с Брантингом, и правильно сделали. А ведь в Швеции наиболее развитая буржуазная демократия в мире. Социалистическая революция принесет действительную свободу и демократию. Слова Маркса о коротком переходном периоде диктатуры пролетариата означают только то, что основной производящий класс берет руководство над всеми ранее угнетавшимися. Пролетарская диктатура означает централизацию сил, но не отменяет демократии.
— Но мы критикуем Брантинга за его слишком централистские и недемократические методы в партии. Мы не верим в пользу централизма и придерживаемся старых взглядов на свободу и права.
— Брантинг умнее вас, но его политика ошибочна. Он мелкий буржуа, меньшевик, верит в Антанту, вместо того чтобы верить в пролетариат, но он умнее, чем многие из вас. У вас есть революционный дух, а дух важнее, чем форма и метод. История научит вас правильным методам. История — чертовски хорошая мастерица учить.
Затем Ленин добавил: — Мы должны посетить в тюрьме Хёглунда.
Я позвонил в Ленгхольм [110], и мы получили разрешение прийти в 4 часа дня. Ленин развивал еще некоторое время свои взгляды на настоящее и будущее. Однако чувствовалось, что его что-то беспокоит.
— Мы взяли в долг, — сказал вдруг Ленин, — несколько тысяч крон на поездку у одного друга по партии, швейцарского фабриканта.
Не могли ли бы вы занять у рабочих организаций несколько тысяч крон? Дорого стоит поездка через вашу длинную страну и через Финляндию.
Я обещал попытаться и позвонил в несколько профсоюзов, а также директору нашего книжного издательства и Фабиану Монссону, чтобы они провели сбор денег в риксдаге. Фабиан раздобыл несколько сот крон, он, между прочим, подошел и к Линдману, который был министром иностранных дел. „Я подпишусь охотно на сто крон, только бы Ленин уехал сегодня“. Несколько буржуазных депутатов риксдага тоже подписались, так как Фабиан сказал: „Они будут править Россией завтра“. Сам Фабиан тогда этому не верил, но это помогло, и он оказался прав. Мы получили несколько сот крон, и Ленин был доволен. Только благодаря этому он смог заплатить за гостиницу и купить билеты. Он был бедным человеком.
Затем Ленин попросил организовать встречу с некоторыми левыми шведскими руководителями рабочего движения. В их числе были Карл Линдхаген, Карльсон, Чильбум, Нёрман и Фредрик Стрём. Фабиан
