вешалку, освободился от грязных ботинок. Потом, не глядя, протянул руку за ее плащом. Подождал, пока она скинет мокрые туфли, и прошел впереди нее в холл. Туда выходили две двери, по одной с каждой стороны холла.
Обе были закрыты. Лестница в конце холла вела на второй этаж.
Алан повернул направо. Они оказались в маленькой, скудно меблированной комнате. Подойдя к камину, он зажег уже подготовленные дрова.
Грея над огнем замерзшие руки, он бросил взгляд на окровавленный и грязный платок, прикрывавший рану, и почувствовал, что она пульсирует. Наверное, следовало бы заняться ею, но вначале придется выслушать рассказ женщины и… избавиться от нее.
– Так в чем дело? – спросил он, стоя к ней спиной.
– Меня с детства учили, что следует смотреть на человека, который разговаривает с вами. Этого требуют хорошие манеры, – мягко упрекая его, она в то же время думала, что холод и аскетизм комнаты отражают характер ее собеседника.
Сжав зубы, Алан повернулся к легкой фигурке, стоявшей у дверей.
– Вы пришли, чтобы давать мне уроки хорошего тона, или хотите рассказать о дочери?
Ева прикусила губу и промолчала, но в ее взгляде читался легкий вызов. Потом она опустила глаза и воскликнула:
– Ваша рука!
Алан посмотрел на свою руку, которую он бессознательно сжал в кулак. Обвязанный вокруг нее платок промок от крови. Она капала на пол, оставляя на дереве темно-красные пятна.
Подняв раненую кисть, он прошел мимо Евы к выходу из комнаты, с явным раздражением на лице. Она быстро отошла в сторону.
– Подождите, это займет только минуту, – бросил он ей через плечо.
Наверху Алан зашел в ванную, наклонился над раковиной и снял платок. М-да… Судя по всему, требовалось наложить швы. Все, что нужно, находилось на столике рядом с раковиной, вот только неудобно делать это левой рукой.
– Разрешите вам помочь.
Алан посмотрел в зеркало и увидел Еву.
– Я сам, – бросил он коротко и тут же уронил на пол пузырек с антисептиком, который пытался открыть.
– Да, но мне будет удобнее это сделать. – Она наклонилась, поднимая коричневую бутылку.
Открыв пластиковую коробку, стоявшую сбоку от раковины, и достав маленький квадратный пакет, Алан взял его в зубы, но раньше, чем он открыл его, Ева перехватила пакет. Она слегка потянула его к себе, но он не отпускал. Его глаза говорили: ухаживая за ним, она мало чего добьется. Ева это поняла и только кивнула. Через минуту пакет оказался у нее в руках. Он пристально следил за ее движениями. Достав иглу и нить для сшивания ран, она положила их на маленький столик и потянулась к его руке.
– Угу. – Алан сжал пальцы. – Еще не все.
Здоровой рукой с полки за ее спиной он достал запечатанный пакет и пояснил:
– Бактерии.
Ева поджала губы, но открыла пакет и натянула резиновые перчатки. Потом, взяв его кисть, подняла на него внимательные серые глаза.
– Теперь потерпите, поболит недолго, в самом начале.
– Вы знаете, что делать? – Он не скрывал своего скептицизма.
– Конечно.
– И делали это раньше?
– А как вы думаете? – ответила она вопросом на вопрос.
Алан медленно распрямил ладонь. Ева глотнула воздух, взяла его кровоточащую руку и спросила:
– Как это получилось?
– Стекло. Я поскользнулся и упал.
– Тогда лучше промыть рану, вдруг там остались осколки стекла или еще какая-нибудь дрянь.
Алан разрешил ей оттянуть края раны – открылась синевато-белая пленка, покрывающая кость.
Услышав, как она тяжко и быстро ахнула, он почувствовал некоторое удовлетворение.
– Предупреждаю, сейчас будет больно, – пробормотала Ева, выливая антисептик прямо на рану.
Он крепко сжал губы, но она ощутила только, как дрожит его рука, лежащая на ее ладони. Ева облизнула пересохшие губы, отбросила прядь волос с влажного лба и наклонила его руку над раковиной. Вторая порция лекарства омыла всю открытую рану.
– Как теперь? – спросила она, затаив дыхание и провожая глазами розовую жидкость, стекающую в раковину.
– Болит адски, – ответил он кратко.
– Простите, – пробормотала она.
– Продолжайте, – сказал он нетерпеливо. – Можно накладывать швы.
– У вас есть что-нибудь обезболивающее?
– Нет! Просто зашейте. Если боитесь, дайте мне и покончим с этим.
– Хорошо. В-все в порядке.
В следующие за этим пятнадцать минут трудно было сказать, кто страдает больше. Ева полностью ушла в то, что делала, ощущая всем своим существом каждый укол иглы, проходящей сквозь твердую кожу на ладони Алана. Он терпел ее манипуляции в мрачном молчании и с крепко сцепленными зубами. Конечно, ему было больно, но никто бы не сказал этого. Наложив последний шов, Ева уставилась на неаккуратный ряд узелков и с сожалением качнула головой.
– Может быть, вы сделали бы это лучше, чем я.
Алан с каменным лицом пожал плечами.
– Дело сделано, и это главное.
Ева обмотала полоску марли вокруг его ладони, чтобы предохранить швы. Но когда она начала убирать следы своей работы, он кивнул на дверь и велел ей выйти.
– Я сам. Это займет минуту.
Ева была на середине лестницы, когда звук захлопнувшейся двери громко разнесся по дому. Она все- таки добилась большего, чем надеялась. Теперь он знает: она не из тех, кто отступает при первой же неудаче.
Несколько минут спустя, когда он присоединился к ней, Ева сидела, сложив руки, и смотрела на огонь в камине. Он придвинул к камину свой стул с прямой спинкой, такой же, как у нее, и тоже сел.
– Ладно, послушаем вашу историю.
Ева не отводила глаз от своих рук, лежащих на коленях. Она знала, хотя он этого не говорил, что решение уже принято. В ту минуту, когда он вошел в комнату, она это знала. Только не могла понять, почему он изменил свое отношение к ее проблеме.
– Даже не знаю, с чего начать. Может быть, лучше рассказать немного о Чарли?
– Чарли?
Ева кивнула.
– Да, Чарли – мой бывший муж. Он… мы… встретились в колледже. Я была студенткой, а он преподавал литературу…
– Преподавал?
– Да, профессор колледжа. Старше меня. После того, как мы поженились, он захотел сразу же иметь ребенка, хотя я считала, что нужно подождать. Я тогда не знала… – Она сжала пальцы, прикидывая, как покороче рассказать обо всем, что произошло. Хладнокровная, спокойная женщина, которую Алан видел перед собой наверху, исчезла. Сейчас перед ним сидела измученная горем мать, которую больше всего на свете тревожила безопасность ее ребенка. – Откуда я могла знать… – Она встретила вопросительный взгляд его глаз. – Откуда я могла знать, что он болен…
– Болен?
– Да… Психически болен.
Алан молча смотрел на нее.
