Призраки Лексингтона (сборник)

потребовалось некоторое время, чтобы от дверей найти глазами мой столик. Брат шагал неуклюже, будто не в силах держать равновесие. Усевшись напротив, он глубоко вздохнул, будто до этого был так занят, что забывал дышать.

– Ну как? – поинтересовался я.

– Да, это… – начал было он.

Я ждал, надеясь, что он заговорит, но разговор все не начинался.

– Есть хочешь? Брат кивнул.

–  Здесь поедим или где-нибудь в городе?

Он подозрительно окинул взглядом помещение.

–  Давай здесь.

Я купил талончики и заказал два комплекса. Пока несли еду, он молча разглядывал вид за окном: море, аллею дзелькв, поливалки, – все то же, что до этого видел я.

За соседним столом приличная на вид пара средних лет, поедая сэндвичи, беседовала о раке легких у лежащего в больнице знакомого. Он пять лет назад бросил курить, но было уже поздно: по утрам отхаркивал кровью. Вот такой разговор. Жена спрашивала, а муж пояснял, что рак в определенном смысле сконцентрировал все жизненные склонности этого человека.

В комплекс входили шницель и жареная белая рыба, а к ним – салат и булочка. Сидя друг напротив друга, мы молча ели. Соседи-супруги продолжали оживленно обсуждать происхождение рака: почему в последнее время увеличилось число раковых больных, почему до сих пор не могут создать лекарство от него.

– Везде почти одно и то же, – разглядывая руки, ровно произнес брат. – Все спрашивают одно и то же, делают такие же анализы.

Мы сидели на лавке перед воротами больницы и ждали автобус. Ветер изредка шевелил листву над нашими головами.

– Что, иногда совсем не слышишь? – спросил я брата.

– Да, – ответил он. – Совсем ничего!

– И что ты при этом чувствуешь?

Он задумался, слегка наклонив голову.

– Как бы спохватываешься… Словно перестаешь слышать музыку. Но обращаешь на это внимание не сразу. А когда замечаешь, уже ничего не слышно. Будто, заткнув уши, сидишь на морском дне. Это длится некоторое время. Ухо и правда ничего не слышит, но дело не только в ухе. Ухо только частично не слышит из-за этого.

– Наверное, неприятно?

Брат коротко, но с силой кивнул.

– Не знаю почему, но неприятного ощущения нет. Просто возникают всяческие неудобства – когда не слышно…

Я задумался, но представить себе это толком не смог.

– Ты видел фильм Джона Форда «Форт «Апач» [13] – неожиданно спросил он.

– Да, только давно, – ответил я.

– А я смотрел недавно по телику. Классный фильм!

– Ну! – поддакнул я.

– Там в начале фильма в западный форт приезжает на службу новый генерал. Его встречает штабс-капитан, которого играет Джон Уэйн. Генерал толком не знает обстановки, а в это время индейцы поднимают восстание.

Брат достал из кармана белый платок и вытер рот

–  Въехав в форт, генерал говорит Джону Уэйну: «По пути сюда я видел нескольких индейцев». И Джон Уэйн невозмутимо отвечает ему: «Все в порядке, сэр. Вы заметили индейцев? Считайте, что их там нет!» Я точно не помню его слов, но примерно так. Ты не знаешь, что это значит?

Я не мог вспомнить, чтобы в «Форте «Апач» были такие слова. Для фильма Джона Форда фраза слишком заумная. Правда, я смотрел его очень давно.

– Наверное, то, что видно обычным глазом, не так важно… Может, и не так.

Брат нахмурился:

– Я тоже не понимаю смысла, но когда мне сочувствуют из-за уха, почему-то постоянно вспоминается эта фраза: «Заметили индейцев? Считайте, что их там нет».

Я засмеялся.

– Что, странно?

– Ага, – ответил я. Брат тоже засмеялся – он давно уже этого не делал.

После паузы он, как бы поверяя мне тайну, спросил:

– Ты не мог бы посмотреть мне ухо?

– Посмотреть? Ухо?

– Ну, хотя бы снаружи?

– Ладно, а что?

– Да так, – сказал брат и покраснел. – Просто посмотри, что там.

– Хорошо, давай.

Он уселся спиной и повернул ко мне правое ухо – довольно симпатичное. Правда, маленькое, но мочка выглядела пухлой, как свежевыпеченное «мадлен». Я впервые так пристально изучал чье-либо ухо. Если присмотреться, в его форме по сравнению с другими органами тела есть нечто загадочное: оно беспричинно извивается, выгибается, выпирает. Видимо, такая удивительная форма образовалась естественно – в процессе эволюции, для восприятия звуков и защиты самого уха. Окруженное кривой стенкой ушное отверстие выглядит черной дырой, похожей на вход в потайную пещеру

…Я задумался о маленьких мушках, гнездившихся в ее ухе. Они схватили сладкую пыльцу своими шестью лапками, проникли в ее теплую тьму, грызли ее мягкую нежно-розовую плоть, пили кровь, откладывали в мозгу маленькие яйца. Но их формы не видно, зуда крыльев неслышно…

– Ладно, хорош! – сказал я.

Брат развернулся и сел ко мне лицом:

– Ну, как – что-нибудь изменилось?

– Нет, с виду все по-прежнему.

– Ну, может, там тебе что показалось?

– Да нет, обычное ухо.

Похоже, он отчаялся. Может, я что-то не так сказал?

– Как процедура? Больно?

–  Да нет, не очень. Как и прежде. Также ковыряли теми же предметами. Но мне кажется, на этот раз там что-то перетерлось. Такое ощущение, что оно – это ухо – стало чужим.

– Двадцать восьмой, – сказал брат чуть позже. – Нам двадцать восьмой подойдет?

Я все это время о чем-то думал, но, услышав его, поднял голову и увидел, как на подъеме, сбросив скорость, поворачивает автобус. Не новый, как тот, а старый – привычной формы. Впереди виднелся номер 28. Я попытался встать со скамейки, но толком не смог. Руки-ноги не слушались, будто я стоял посреди стремительного потока.

В тот момент я вспомнил про коробку шоколада, которую вез в больницу тем летним днем. Когда подруга с нетерпением открыла крышку, дюжина маленьких шоколадок уже потеряла форму и слиплась между крышкой и бумажной прокладкой. По пути в больницу мы остановили мотоцикл на берегу моря и, валяясь на песке, болтали о всякой всячине. Все это время коробка лежала под жарким августовским солнцем. Вот так из-за нашего разгильдяйства и самоуверенности сладости совсем потеряли форму. Мы должны были хоть что-то понять. Кто-то из нас должен был сказать об этом хоть одно серьезное слово. Однако в тот день мы, так ничего и не осознав, обменялись парой глупых шуток и расстались, оставив холм во власти зарослей слепой ивы.

Брат крепко схватил меня за правую руку.

– Что с тобой?

Я очнулся и встал со скамейки – на это раз без проблем. Еще раз ощутил на коже дуновение привычного майского ветра. Затем всего на несколько секунд поймал себя в каком-то странном и темном углу, где не было видимых предметов, а находились одни невидимые. Но тут у меня перед носом остановился реальный автобус № 28. Открыл реальные двери. И я сел в него, чтобы уехать в какое-то другое место.

Я положил руку на плечо брата:

– Все в порядке…

Ноябрь 1995 г.

Послесловие

Послесловие к отдельному изданию книги

Собранные в этом сборнике рассказы, за исключением «Слепой ивы и спящей девушки», можно разделить на два временных периода. «Седьмой» и «Призраки Лексингтона» написаны после «Хроник заводной птицы» в 1996 году, а все остальные рассказы – после романа «Дэнс, дэнс, дэнс» и сборника рассказов «Телеманы» («TV People», 1990–1991). Между этими периодами – долгий пятилетний пробел. В те годы я жил в США, работал над романами «Хроники заводной птицы» и «К югу от границы, к западу от солнца» и совсем не писал рассказы. Точнее, писать их у меня не было никакой возможности.

«Слепая ива и спящая девушка», как я уже упоминал в предисловии к рассказу, – сокращенный вариант произведения, написанного в 1983 году. Другие рассказы этого сборника также печатаются или в сокращенных, или полных вариантах. Сразу оговорюсь. Причина заключается в том, что мне просто захотелось их немного изменить: некоторые сделать короче, некоторые – длиннее.

Так, «Тони Такия» в сборнике – это полная версия. Сокращенная вошла в один из номеров альманаха «Литературные весны и осени» [«Бунгэй сюнд-зю тампэн сёсэцукан»]. «Призраки Лексингтона» – тоже полная. Сокращенная (почти в два раза) печаталась в октябрьском номере журнала «Гундзо».

Когда я писал, особо не задумывался. Просто писал то, что хотелось написать. А когда стал читать, расположив рассказы в хронологическом порядке, в некоторых местах ловил себя на мысли: «Во как?!» Этот сборник – отражение цепочки определенных настроений. По крайней мере, для меня самого.

Мураками Харуки

Примечания

1

Боб Уайнсток (р. 1929) – основатель фирмы звукозаписи «Престиж рекордз», дистрибьютор джазовых пластинок. – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Сэйдзи Одзава (р. 1935) – всемирно известный дирижер, более тридцати лет возглавлявший Бостонский симфонический оркестр.

3

Клод Моне (1840–1926) – французский художник- импрессионист.

4

Ли Кониц (р. 1927) – американский джазовый альт-саксофонист стиля «кул».

5

Мне очень жаль (англ.).

6

В Японии начальное образование рассчитано на шесть лет, поэтому первый класс средней школы соответствует седьмому классу российской школы.

7

Имеется в виду Тихоокеанская война 1937–1945 гг., завершившаяся 15 августа.

8

Бобби Хакетт (1919–1976) – американский джазовый и