— Документы, — на американский манер, беспрерывно жуя жвачку, по-хозяйски протянул руку старший.
Сашка привычно сунул руку в нагрудный карман и хмыкнул: паспорт остался в его испачканной сажей куртке, которая так и валялась в малюсенькой прихожей квартиры Оли и Саши.
— Я в гостях был, мужики, — улыбнулся он, — там и оставил...
— Не колышет, — шевельнул квадратной челюстью дружинник.
— Что значит, «не колышет»? — криво усмехнулся Сашка. — Я же вам сказал...
Старший команды указующе мотнул головой, и Сашку подхватили под руки и потащили во двор, к стоящему там крытому металлом газончику.
— Что, еще одного взяли? — поинтересовался милиционер и щелчком отбросил почти докуренную до конца сигарету.
— Ага, — дружно подтвердили дружинники. — Без документов.
— Нормально, — кивнул мент, — план почти есть.
Сашке завернули руки за спину и мгновенно сцепили кисти наручниками. Охлопали по карманам, убедились, что они пусты, и досадливо зацокали языками:
— Пустой, сука! А ну-ка, повернись! — Сашка развернулся.
— Кто такой? — сквозь зубы поинтересовался милиционер.
— Гражданин Российской Федерации.
— Смотри-ка! Он еще и с юмором! — Его несильно двинули под дых.
— Ну, ничего! Ты у нас еще посмеешься!
Их в машине собрали человек двадцать. Время от времени грузовик останавливался, и менты выпрыгивали наружу, чтобы спустя когда пять минут, а когда и десять с грохотом открыть дверь и впихнуть очередного нарушителя паспортного режима.
— Вперед, красавец!
Сашка смотрел на этих людей и ловил себя на странном ощущении: ему отчетливо казалось, что он их всех знает как облупленных — и этого дышащего на ладан старичка в покоробленном, испачканном полушубке, и этих сизых от суррогатных спиртных напитков алкашей... И даже когда машина остановилась и его вместе с остальными провели в здание горотдела, Сашка не переставал наблюдать, таким интересным это ему показалось.
Он совершенно ясно видел, что сидящий в застекленной будке дежурный офицер испускает приятное зеленоватое свечение, а у сидящего в фанерном кресле молодого парня аура рваная и целиком состоит исключительно из алых и багровых кусков.
— Вперед! Не задерживай! — ткнули его в спину.
— Елки зеленые! Вы никак террориста привезли?!
— Который?!
— Да вот этот! — выскочил из «аквариума» дежурный. — Я его в аэропорту видел! Вот Бугор обрадуется!
— Чего, отдельно сажать?
— Куда? У нас и мест давно уже нет, всё забито! Давай к остальным.
Сашку снова толкнули в спину, отделили от оставшихся в вестибюле бомжей прочих нарушителей общественного порядка и повели по коридору. Поставили лицом к стене, с грохотом открыли тяжелую железную дверь и толкнули в спину:
— Вперед!
Сашка с облегчением вздохнул:
— Слава Силе!
Здесь, в полумраке битком набитой камеры, его расширенным от повышенной дозы адреналина глазам было намного легче.
Народ сидел и стоял почти на каждом квадратном метре. Часть — явно с глубокого похмелья, но часть — совершенно трезвая. Сашка встал на цыпочки и в дальнем углу заметил свободное пространство. Протолкнулся вперед и сразу же понял, почему столь удобное место никем не занято: у стены сидел Сека. И он умирал.
Сашка присел рядом, положил Секе руку на грудь и присмотрелся. Вирус уже проделал внутри колоссальную работу, но Сека так и не смог приспособиться; его тело всё еще боролось против чужеродных генов, вместо того чтобы признать их превосходство и слиться в единую, гармоничную структуру.
— Не трогай его, парень, — коснулись Сашкиного плеча, и Сашка убрал руку.
— Врача ему надо, — сказал кто-то рядом. — А то пацан и до утра не протянет.
— Менты... скоты...
— Бесполезно, мужики, — покачал головой Сашка. — Ему уже никто не поможет.
Шли часы, и мужики тихонько переговаривались, но Сашкино сознание было далеко за пределами этой камеры; он переживал состояние принятия Силы. Теперь он особенно ясно понимал, что имела в виду Неля, когда говорила ему о сути вещей. Потому что теперь он не только видел эту суть, он в ней буквально купался.
Мириады событий проплывали и смешивались перед ним, выстраивая полную картину мироздания: синусоидальные гармоники активности солнца накладывались на причудливые гармоники активности финансовых бирж, а смена времен года четко диктовала начало и конец жизненного цикла риса, а значит, и приход и уход бирманских партизан. Он видел, как, подчиняясь сезонным миграциям селедки, рыбаки далеких островов упорно тралят соленую морскую воду и как, подчиняясь таким же сезонным колебаниям инвестиций в строительство, лидеры профсоюзов не менее упорно пробуют на прочность своих работодателей. Он видел, осязал и даже обонял все глубинные взаимосвязи, даже самые немыслимые из них, и теперь был солидарен с Нелей во всем, даже по поводу Лося. Этот лишь на первый взгляд независимый от Силы «гомо сапиенс» играл в истории своего вида необычайно важную, почти судьбоносную роль, и то, что он этого не осознает, никакого значения не имело. Ибо только благодаря Лосю и началась эта предвыборная гонка, давшая вирусу — нет, не надо его так называть! — давшая Инструменту Силы прочно войти в соприкосновение с людьми и начать свою сложную и ответственную работу.
Но не менее важными для Силы виделись теперь и мэр города Николай Павлович, и главный городской милиционер Федор Иванович Бугров. Немного пикантный на вкус, причудливый график колебаний их гражданской активности накладывался на график развития эпидемии, как хорошо сшитое пальто — на фигуру своего хозяина.
Мир вообще в точности соответствовал своей судьбе, во всех самых мелких и незначительных деталях. И то, что на первый взгляд казалось катастрофой, на второй оказывалось естественным ходом событий, а то, что еще вчера коробило и вызывало смятение, теперь порождало умиление и восторг своей глубинной правильностью. Так что Сашке почти ничего не оставалось, да и не хотелось делать, кроме как просто разрешать всему этому быть — таким, как есть.
Наутро по всему горотделу загрохотали двери, и народ встревожился, а Сашка неторопливо повернул голову. Он уже чувствовал там, за стеной, нервное, торопливое дыхание ведущего орудия Силы подполковника МВД Федора Ивановича Бугрова.
— Я тебе говорю: на хрен! — прогремел зычный бугровский баритон.
— Вы же сами сказали... — обиженно затараторил невидимый оппонент.
— Мало ли чего я сказал сутки назад! — заорал Бугров. — Всё! Выборы вчера закончились, если кто еще не понял! Мне через пару часов каждый квадратный метр понадобится! А ты здесь бомжей держишь!
Сидящие в камере мужики оживленно зашевелились.
— Почему бомжей? — обиделся уже подошедший ближе оппонент.
— Я сказал, выпускай! — жестко распорядился Бугров. — По тяжким и особо тяжким здесь же никого нет?
— Никого...
— Ну и вперед! Давай-давай, не задерживай! Чтоб через пятнадцать минут всех отфильтровал!
Загрохотали двери, и мужики возбужденно загудели. Происходило что-то невероятное: Бугров отменял свое собственно распоряжение.
Послышались громкие голоса, бугровский баритон стих, и тогда конвойный подошел и к их двери.
