– Тут надо добавить: «любят меня и верят мне», – опять вставила Вера Алексеевна.
– Справедливое замечание, – согласился Рейс.
– «… меня хорошо знают все войска, любят меня и верят мне, – продолжал Фок, – мой отъезд породит общее уныние…»
– Это как сказать: Смирнов, Витгефт и компания очень даже будут обрадованы, – бросил с места Стессель.
– Зато все честные люди будут огорчены, – возразила Вера Алексеевна.
– «… породит уныние, что теперь самое опасное, и упадок духа. Я неоднократно просил наместника разрешить мне выехать к корпусу, просил и в день его последнего отъезда…»
– Он уехал так быстро, что я даже не успел с ним повидаться, – проговорил Стессель.
– Это роли не играет, – ответил Фок, продолжая чтение: – «… но он категорически мне в этом отказал. Тогда, при обстоятельствах относительно спокойных, мне можно было выехать, теперь же, в такой острый период блокады, нельзя…»
– Хорошо, – одобрила генеральша.
– «Генералы Фок, Кондратенко, Белый, Никитин, Надеин дружно и от души работают со мной…»
– По-моему, Надеина можно вычеркнуть, – заметила Вера Алексеевна, – а надо включить Виктора Александровича, – кивнула она на Рейса.
– Я поместил только генералов, – пояснил Фок, – а то надо будет перечислять всех командиров полков.
– Тогда опять добавьте: «и верят мне», – настаивала генеральша.
– «… Генералы Фок, Кондратенко, Белый, Никитин дружно и от души работают со мной и верят мне». – Фок взглянул на Веру Алексеевну, которая одобрительно кивнула ему головой.
– «… Положение мое здесь, разумеется, гораздо труднее командования в поле. Повторяю, я просил разрешения уехать, когда это было возможно без ущерба для дела. Теперь же докладываю: будет большой ущерб делу, если я уеду отсюда. Если же мой отъезд из Артура все-таки будет признан необходимым, то сочту своим долгом принять все меры к выполнению вашего распоряжения, хотя в настоящее время сообщение Артура с внешним миром с каждым днем становится все затруднительнее вследствие усиления надзора со стороны японцев за всеми выходящими от нас судами. Да хранит вас господь на славу царю и родине», – кончил Фок.
– Конец надо переделать, – не согласилась Вера Алексеевна: – «Да хранит вас господь на славу обожаемого монарха и горячо любимой родины».
Фок тут же внес предложенные изменения.
– Теперь я, с вашего разрешения, ваше превосходительство, все это зашифрую, чтобы в любой момент, когда понадобится, телеграмму можно было отправить в Чифу, – проговорил Рейс.
– Хорошо, я надеюсь, господа, на вашу скромность, – обратился Стессель к гостям.
– Само собой разумеется, – поспешили заверить генерала Фок и Рейс.
От Стесселя Эссен отправился на «Цесаревич» к Витгефту. Адмирал принял его, как всегда, с добродушной любезностью.
– Не везет вам, Николай Оттович, – посочувствовал он. – Из всей эскадры вчера пострадал только один ваш «Севастополь».
– Зато вам, ваше превосходительство, очень везет, – в тон адмиралу ответил Эссен. – Ночью без тралов стали на внешнем рейде, и только один мой «Севастополь» пострадал, а могло быть много хуже.
– Царица небесная и Николай-угодник сохранили остальные корабли, – прочувствованно проговорил Витгефт и взглянул на висевший в каюте образ Николая-чудотворца – покровителя моряков.
– Угодники – угодниками, но надо и самому обдумывать свои решения. Я вот и сейчас в толк не возьму, почему вы бежали в Артур от японской эскадры? – зло сказал Эссен.
– Нельзя было рисковать вступать в бой при почти тройном превосходстве сил противника, – пояснил адмирал.
– Я хотел вас, ваше превосходительство, спросить: долго вы еще намереваетесь сидеть в Артуре?
– Во всяком случае; до починки «Севастополя» я в море не выйду.
– Боюсь, что и после починки его тоже не выйдете.
– Будь моя воля – я вообще бы в море не выходил. В Артуре флот будет целее.
– Я прибыл к вам, чтобы заявить, что я совершенно не одобряю вашего образа действий и считаю вчерашнее поведение эскадры позорным, – одним духом выпалил Эссен.
– Это дерзость с вашей стороны! – вскипел адмирал.
– А отступление в Артур без единого выстрела с вашей стороны, по-моему, является предательством!
– Я принужден буду списать вас с эскадры, капитан Эссен, – покраснел Витгефт.
– Вот мой рапорт об этом, – протянул Эссен бумагу адмиралу.
Тот взял его дрожащими от волнения руками и начал читать.
– «Не считаю возможным дальше служить на флоте… прошу списать… намерен перейти в армию…» Вы не вполне здоровы, Николай Оттович! Вы и армия! Лучший командир в эскадре и вдруг командует пехотной ротой! Да вас и Стессель не возьмет к себе, вы ведь знаете, как он ненавидит моряков, – растерянно бормотал Витгефт.
– Я был у него, генерал принял меня с распростертыми объятиями и пообещал назначить сперва помощником командира полка, а затем дать полк.
– Вы были у Стесселя? – выпучил от удивления глаза Витгефт. – Просили у него перевода в армию?
– Так точно, ваше превосходительство! Армия хоть не убегает от одного вида японцев и решается вступать с ними в бой, – четко проговорил Эссен.
Адмирал сразу обмяк.
– Что вы наделали, Николай Оттович! – плаксивым тоном проговорил Витгефт. – Бог вам судья, но я не заслужил на старости лет такого позора, который вы обрушили на мою голову. Вы, лучший командир в эскадре, вы, моряк до мозга костей, уходите в армию; ведь за вами потянутся если не старые командиры, то, во всяком случае, вся молодежь, начнется повальное бегство с кораблей, на радость Стесселю и Того, – совсем растерялся адмирал. – Николай Оттович, голубчик, уважьте меня, старика, возьмите свой рапорт обратно и сообщите Стесселю, что вы раздумали, – взмолился Витгефт.
– Ваше превосходительство мне гарантирует, что эскадра при первой возможности выйдет в море? – поставил вопрос ребром Эссен.
– Ну, как я вам могу это обещать! Японцы нас перетопят, а сами при этом останутся целы, – истерически крикнул Витгефт. – Прикажут – пойду, но пойду не побеждать, а умирать. Возьмите обратно ваше прошение, Николай Оттович, а я постараюсь, как только «Севастополь» будет исправлен, при первой же возможности направить вас в море.
Эссен нехотя взял свой рапорт обратно.
– И Стесселю сообщите, что пока что раздумали переходить в армию и надеетесь еще повоевать с японцами в море, – упрашивал на прощанье адмирал.
Вскоре после ухода Эссена к Витгефту, продолжавшему тяжело вздыхать и молчаливо ерошить свои стриженные ежиком полуседые волосы, пришел его начальник штаба Матусевич. Недавно произведенный в адмиралы, эпикуреец и жуир, он всегда находился в прекрасном расположении духа.
Матусевич сразу заметил расстроенный вид адмирала.
– О чем задумались, Вильгельм Карлович, чем опечалились?
– Совсем сейчас меня вывел из равновесия Эссен. Подал рапорт о списании в экипаж! Хочет из флота переходить в армию! Насилу уговорил подождать, пока его «Севастополь» починят.
– Только-то! Стоило из-за таких пустяков огорчаться. Не беспокойтесь, покипятится и остынет.
– Он сегодня к Стесселю ходил просить о переводе в армию.
– Ну, а тот что?
