подготовкой.
Звонарев с Родионовым и Блохиным обошли напоследок весь Утес. В дуле каждого орудия помещались заложенные пироксилиновые, шашки. Около сотни десятидюймовых снарядов, сложенных вместе, также должны были взлететь на воздух от электрического запала. Стены бетонных казематов батареи также были минированы.
– Где же мы будем помещаться, если батарея будет взорвана? – спрашивали матросы и артиллеристы, жившие в этих казематах.
– Моряки отправятся к себе в экипаж, а мы разместимся с дохляками в нашей казарме, – ответил Блохин, кивнув головой на команду слабосильных.
На электрической станции Лебедкин рассовал около десятка пироксилиновых шашек.
– Кажется, ничего не забыли, – проговорил Звонарев, когда обход был закончен. – Можно и отдохнуть до утра.
Но спать в эту ночь не пришлось. Еще было совсем темно, когда из Управления артиллерии передали, что японцы согласились начать переговоры о капитуляции.
«Категорически запрещается, под страхов личной ответственности командиров батарей, что-либо портить или жечь», – заканчивалась телефонограмма за подписью Белого.
«Статный» и еще пять других миноносцев в эту ночь благополучно добрались до Чифу, где и разоружились.
Звонарева разбудил грохот на батарее. Наскоро одевшись, он вышел на двор. В предутренних сумерках беспрерывно вспыхивали зарницы взрывов. Искалеченные пушки падали на землю, в воздухе летали осколки снарядов, к небу взметалось огромное пламя. Гремел Утес, гремела Золотая гора, батареи на Тигровке, на Крестовой горе. С сухопутного фронта доносился несмолкаемый грохот. Казалось, что Артур вновь переживает штурмовые дни.
– Самоубийство русского Артура, – вздохнув, проговорил Звонарев, прислушиваясь к перекатному грохоту взрывов.
Около девяти часов утра со стороны Белого Волка вышли на буксире «Севастополь» и «Отважный». Затем на них раздалось несколько взрывов. Появились облачка дыма, и два последних корабля артурской эскадры медленно погрузились в морскую пучину.
Покончив с Электрическим Утесом, солдаты разошлись по соседним батареям и в город. Звонарев направился в Управление артиллерии. Еще издали, подходя к городу, он увидел, что там идет погром. Солдаты разбивали магазины, лавки, частные квартиры, поджигали еще уцелевшие дома, – «чтобы япошке не досталось», как объясняли они. Стрелки и матросы бросались на проходивших мимо офицеров.
– Теперь все равны – генералы, офицеры и солдаты. Все пленные! – кричали солдаты.
– Продали нас генералы вместе с Артуром! Проходите, ваше благородие, а то и по шеям получить можете, – подлетели к остановившемуся Звонареву два пьяных стрелка.
– За что же? – спокойно спросил прапорщик.
– На нашей теперь улице праздник! Раньше нас били, а теперь мы, – объяснил один из них.
– Брось, не видишь, их благородие раненые, да и видали мы их не раз на втором форту, – остановил другой стрелок. – Идите, ваше благородие, к себе домой, да лучше там и сидите, – посоветовал он.
Добравшись до квартиры Белых, Звонарев рассказал об этом приключении Варе.
– Никуда я тебя больше не пущу, пока в городе не наведут порядок, – решительно проговорила девушка.
Второй день в доме Стесселя шла кутерьма. Беспрестанно приходили и уходили офицеры, штатские, полиция и даже китайцы, чтобы получить подтверждение о предстоящей капитуляции. Вера Алексеевна поспешно укладывалась. Человек десять солдат сколачивали ящики, наполняли их доверху различным скарбом и забивали. Гора их росла с каждым часом. Генеральша не собиралась что-либо бросать в Артуре.
В закрытом кабинете у Стесселя собрались его ближайшие друзья и помощники: Никитин, Фок, полковники Савицкий, Гайдурин и другие приверженцы генерала.
Начавшиеся в городе беспорядки сильно напугали Стесселя и его компанию. Полковник Савицкий, который вздумал увещевать солдат, едва не был избит и спасся тем, что спрятался в частной квартире. Фок также пытался восстановить порядок, и только седина спасла его от побоев. В доме генерал-адъютанта нашли убежище еще несколько офицеров, особенно ненавистных солдатам.
Проведав об этом, стрелки и артиллеристы двинулись к дому генерал-адъютанта. По телефону была поспешно вызвана единственная в Артуре кавалерийская часть – сотня забайкальских казаков под командованием есаула Концевича. Она поспела как раз вовремя, чтобы преградить путь толпе. Началась перебранка между солдатами и казаками, грозившая перейти в потасовку. Концевич осторожно доложил генералу, что и его люди не вполне надежны.
– Пошли Ноги просьбу немедленно ввести в город японские войска для прекращения беспорядков, – предложила Вера Алексеевна, с ужасом глядя на огромное пожарище в городе.
С наступлением темноты ротмистр Водяга под охраной взвода казаков поскакал с личным письмом Стесселя в ставку японского командующего армией. Ноги не замедлил прийти на помощь «храброму оборонителю», как он величал в своем ответе Стесселя.
Вскоре рота японцев с примкнутыми штыками, в фуражках с желтыми околышами, в суконных шинелях с меховыми воротниками, плотным кольцом окружила дом генерал-адъютанта, сменив казаков и артиллеристов.
Японские патрули направились в город и тут при свете пожара хватали и десятками расстреливали героических защитников Артура. В то же время Стессель с женой и своими приспешниками поднимали бокалы в честь японского императора и генерала Ноги.
Как только стало известно, что порядок в городе восстановлен, Варя отправилась на поиски Борейко в район Большого Орлиного Гнезда. По телефону с Утеса были вызваны Блохин и Родионов, и они втроем двинулись пешком на гору. Утесовцы успели еще засветло осмотреть как самое Орлиное Гнездо, так и все вокруг него. Поиски не увенчались успехом. Среди японцев нашлись говорящие по-русски. От них Варя узнала, что еще накануне около Гнезда был подобран в бессознательном состоянии тяжелораненый русский офицер. «Шипка большой, мы таких еще не видали, на нем не было целого места, а он все еще дышал», – пояснили японцы.
– Не иначе, Ведмедь! – обрадовались артиллеристы.
– Завтра же постараюсь навести справки у японцев через Балашова, – решила Варя.
Окрыленные надеждой, утесовцы направились домой.
– Пойду Вамензона убивать, – сообщил Блохин фейерверкеру, тряхнув своей трофейной винтовкой.
– Охота тебе марать об него руки, – спокойно проговорил Родионов.
– Если его не убить, то он и дальше будет тиранить солдат. – И Блохин ушел.
На батарее номер двадцать два, которой командовал капитан Вамензон, горели подожженные солдатами деревянные казармы. Капитан торопливо укладывал в чемодан наиболее ценные вещи, когда его внимание привлек шум на дворе. Взглянув в окно, Вамензон увидел толпу вооруженных солдат, впереди которой шел Блохин. Капитан понял, что настал час расплаты за все его издевательства над солдатами. Бросив все, он поспешно выбежал на задний двор и спрятался в отхожем месте.
Солдаты ворвались в квартиру. Они заглядывали под кровати, открывали шкафы, осмотрели чердак, но нигде не могли обнаружить капитана.
– Зон, где ты, растакой сын?! – взывал Блохин, тыча штыком во все укромные места, но нигде никого не было. – Куда же он мог деваться? Не вылетел же в трубу на помеле, – недоумевал солдат.
Выйдя во двор, Блохин решил заглянуть в уборную. Как только капитан увидел его в щель, он быстро поднял доски стульчака и спрыгнул в нечистоты, погрузившись в них по самое горло. Шаги приближались. Вамензон судорожно прижимался в самый угол, стараясь спрятаться возможно лучше. Открылась дверь, и в то же мгновенье, набрав побольше воздуху, капитан нырнул. Блохин заглянул в дырку.
