Глава четырнадцатая. Бабушка дяди Альберта или воссоединение семьи

Близкий конец мрачной тенью навис над нашими невинными развлечения. Как выразился дядя Альберта: «Жерло (кажется, так) школы уже растворено». Совсем немного оставалось до нашего возвращения в Блэкхит и и все многообразные наслаждения сельской жизнью обречены были поблекнуть и превратиться в увядшие цветы памяти. Все, хватит! Надоело за каждым словом в словарь лазить!).

Попросту говоря, конец пришел нашим каникулам. Здоровское было времечко — но оно кончилось. Жалко, а с другой стороны, приятно будет снова увидеть папу и всем в школе рассказать про наш плот и плотину и Таинственную башню.

И тут Освальд и Дикки, случайно повстречав друг друга на яблоневой ветке, завели такой разговор:

«Четыре дня всего осталось», — сказал Дикки. И Освальд ответил «Ага!»

«Надо уладить одно дело», — продолжал Дикки. — «Это чертово общество послушных. Я не хотел бы, чтобы оно и в городе продолжалось. Надо распустить общество, пока мы еще тут».

Дальше последовал такой диалог:

Освальд сказал: «Верно. Я самого начала говорил, что дело пахнет керосином».

Дики добавил: «Я тоже!»

Освальд: «Надо созвать совет. Не так-то просто будет всех уломать».

«Ужо!» — сказал Дикки, и мы принялись грызть яблоки.

Все члены совета были мрачны и печальны, и это облегчало наше задачу. Пока люди предаются печальным размышлениям о чем-то одном, они уже не в состоянии сосредоточиться на чем-то еще (подобные рассуждения дядя Альберта называет философским обобщением). Освальд начал свою речь так:

«Мы попробовали общество послушных и, может быть, в нем была какая-то польза. Но сейчас пора предоставить каждому из нас вести себя хорошо или плохо, кто как сумеет, по собственному разумению, и не приставать друг к другу».

Все молчали и Освальд продолжал: «Я выдвигаю предложение: шарахнуть — то есть я хотел сказать, распустить — общество послушных, поскольку оно уже исполнило свою миссию, а если чего не вышло, мы в этом не виноваты».

Дикки сказал: «Слушайте, слушайте! Я за».

тут наш Денни-дантист внезапно сказал: «Я тоже за. Я думал сперва, от этого будет какая-нибудь пользу, но теперь я вижу, чем больше стараешься быть послушным, тем хуже выходит».

Освальд был приятно удивлен, и мы тут же поставили вопрос на голосование, пока Денни не передумал. Я, Г. О., Ноэль и Алиса нас поддержали, так что Дора и Дэйзи остались в меньшинстве. Чтобы их утешить, мы попросили их почитать нам вслух записи из золотой книги, А Ноэль уткнулся лицом в солому (он корчил такие рожи, что на него просто страшно было смотреть) и вместо того, чтобы слушать, опять сочинил стихи. Общество послушных было похоронено и отпето, и тогда Ноэль поднял голову и прочел стихи:

Эпитафия: Послушные погребены, забыты, Но золотые не забудутся дела. В свои анналы слава занесла, Грядущему примеров свиток. За это честь нам и хвала! И каждый сам собой воспита — Н.

«„Н“ значит Ноэль, так у меня и рифма получается, и смысл — пояснил он. — „Воспита“ плюс „Н“ — вместе будет „воспитан“, ясно?»

Нам было вполне ясно, и мы так ему и сказали, чтобы нежное сердце поэта успокоилось. Освальд почувствовал, как огромная тяжесть свалилась с его (Освальда) груди, и ему даже на минутку захотелось стать вполне примерным мальчиком и образцом послушания.

Он спустился по лестнице с чердака и сказал:

«Одну вещь мы еще должны сделать напоследок. Мы должны найти пропавшую бабушку альбертова дяди».

В груди Алисы, как известно, бьется верное и искреннее сердце. Она тут же поддержала брата, сказав: «Мы еще утром говорили об этом с Ноэлем. А ну тебя, Освальд, ты опять стряхнул всю пыль прямо мне в глаза» (она спускалась по лестнице чуть ниже меня.

Этот обмен репликами потребовал от нас созыва нового совета. На этот раз не на чердаке. Нам хотелось напоследок собраться в каком-нибудь необычном месте, но не в молочной, как предлагал Г. О., и не в погребе, как почему-то советовал Ноэль. Мы забрались на верх дома по задней лестнице и там обговорили, что нам следует делать. Освальд был переполнен блаженством от мысли, что с обществом послушных покончено, поэтому, когда мы собрались пить чай, он весело и братски подтолкнул Ноэля и Денни, которые пристроились на ступеньке чуть пониже его и сказал: «Пошевеливайтесь, ребята, пора чай пить!»

Любезный и разумный читатель, отличающий справедливость от глупости, в состоянии, верно, понять, что Освальд совершено не виноват в том, что оба этих дурачка опрокинулись и покатились вниз по лестнице, стукаясь друг о дружку, и вышибли внизу дверь и упали прямо на миссис Петтигрю, которая как раз собиралась отворить эту дверь (я и миссис Петтигрю должен был предвидеть?) и сбили ее с ног вместе с подносом. Оба они до самых костей пропитались чаем с молоком и разбили пару чашей и молочник. Миссис Петтигрю с трудом поднялась, но кости у нее все были целы. Она хотела тут же отправить Ноэля и Денни в постель, но Освальд сказала, это его вина. Он хотел дать мальчикам шанс совершить поистине золотое деяние и признать, что он вовсе ни в чем не виноват, но они только потирали свои шишки, а за него и не подумали вступиться. В итоге, на долю Освальда выпала постель в пять часов вечера и острое сознание людской несправедливости.

Зато пока он лежал в постели и читал «Последнего из могикан» он погрузился в раздумье. Когда Освальд думает, он делает это основательно и думает именно о том, о чем надо. В результате у него появилась идея намного лучше той, которую он выдвинул на тайном совете наверху лестницы — тогда он предложил дать объявление в газете: если бабушка альбертова дяди откликнется, все будет прощено и забыто.

освальд подумал, что надо пойти в Хазельбридж и спросить мистера Б. Мунна, зеленщика, который вез нас домой в тележке, запряженной лошадью, которая признавала только обратный конец кнута, кто была та леди в красной шляпе и в красной коляске, которая заплатила ему за то, чтобы он отвез нас домой в ту ночь в Кентербери. (Вы разобрались во всех этих «которых»? Попробуйте-ка без них обойтись!). Она, несомненно, заплатила ему, потому что даже зеленщик не повезет чужих людей, да еще пятерых сразу, так далеко и бесплатно.

Пусть эта история послужит вам уроком: даже людская несправедливость, отправившая юного героя в постель, куда надо было бы отправить совсем иных людей, может принести полезные плоды — и пусть эта мысль послужит утешением всем жертвам людской несправедливости.

Конечно, когда им тоже пришла пора спать, они все обступили постель Освальда и принялись твердить, как им его жалко. Одним решительным и благородным жестом он принял их извинения (лучше б они вовремя за него заступились) и сказал им, что у него есть идея, по сравнению с которой все, что придумали на совете и двух пенсов не стоит. Но саму мысль он пообещал рассказать только утром, вовсе не из вредности, а наоборот, щадя их чувства. Пусть лучше они гадают, что он такое придумал, чем мучиться угрызениями совести из-за того, что они покинули меня одного в беде, когда миссис Петтигрю рухнула и поднос с чаем рухнул вместе с ней.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату