Таня потеряла надежду (в которой себе не признавалась), когда на пороге возник Вася.
— У вас отвратительный диван! — сказал он не то жалобно, не то раздраженно. — Пружины в ребра стреляют.
Таня ничего не ответила. Просто подвинулась на постели, освобождая место рядом с собой. Васе показалось, что он не шагнул вперед, не лег на постель, а влетел, проскользнул по воздуху параллельно полу.
— Какая ты маленькая! — прошептал он, обнимая Татьяну и дурея от счастья.
— А ты ужасно длинный! — на последнем выдохе перед поцелуем едва слышно проговорила она.
Утром Вася проснулся в одиночестве, но не испугался и не расстроился. Тянуло вкусным кондитерским духом. Васе не пришлось вспоминать события несколькочасовой давности. Они легли в память прочно, счастливо и надежно. Так в детстве просыпаешься после Нового года: были праздник, елка, подарки, а впереди новая, с загадочными открытиями, жизнь.
— Проснулся, лежебока? — вошла Таня с кухонной лопаточкой в руках и в ореоле вкусного запаха. — Я оладушки пеку. Ты любишь оладушки?
— Обожаю! Но давай сначала… — Он призывно похлопал по кровати рядом с собой.
— Сексуальный маньяк! — весело и возмущенно покачала головой, взмахнула лопаточкой Таня.
— Правда? — обрадовался Вася. — Тебе понравилось?
— Иди завтракать!
Как у всякой верной жены, у Тани были свои страхи перед изменой мужу. Ей казалось, согреши она с другим мужчиной, самым отвратительным и постыдным будет отрезвление после страсти, утро после грехопадения, суровый взгляд на вчерашнюю похоть. Но теперь она не чувствовала никаких угрызений совести или раскаяния. Напротив, летала и пела. Поймала себя на том, что мурлычет в туалете (вот глупость-то!), напевает в душе и в голос поет на кухне, размешивая тесто. Не было грехопадения! Это началась новая жизнь!
Конечно, она спрашивала себя: «Я ли это? Разве я похожа на женщину, которая через три часа знакомства с мужчиной оказывается с ним в постели?» Но оправдания не запаздывали: Василий — второй мужчина в ее жизни, обидно, в конце концов, не узнать никого, кроме мужа, который к тому же тебя бросил, — это во-первых. Во-вторых, чем старше люди, тем короче у них период ухаживания, приглядывания, робости. Подростки трепещут месяцами, а взрослые наперед знают, чем дело кончается. Но если продолжить эту мысль…
Татьяна представила себе двух старичков: ковыляют с палочками навстречу друг другу, остановились, встретились взглядами, понятливо кивнули и двинули в сторону общей коечки — расхохоталась, пролила тесто мимо сковороды.
И в-третьих… Что бы придумать в-третьих для полноты аргументации? Например: как бы ни был Вася душевен, нежен и чуток, ему (мужчина остается мужчиной) в голову не придет сокрушаться, что все случилось скоро, а не в отдаленном будущем. Если Вася не терзается, то почему я должна стесняться?
— С чем оладушки? — сел за стол, протиснув под него длиннющие ноги Вася.
Спросил так, будто каждое утро тут сиживает, и Тане это очень понравилась. Хотя она позвонила на работу и, впервые за десять лет, не хворая, не температуря, будучи на ногах и здоровой, сказала, что ее сегодня не будет, и даже распоряжений не сделала, все-таки ее мозг привычно решал жилищные проблемы. Квартиру Василия в бараке — Мише, отселяется с аспиранткой. А Вася ко мне прописывается.
— Таня?
— Да?
— Ты о чем сейчас думала?
— Не скажу! А о чем ты спрашивал? С чем оладушки? С вишневым вареньем. Его муж очень любит, я литрами заготавливаю.
Точно мрачная тень пронеслась, мазнула их по лицам, напомнила, что они не одни на белом свете.
— Если хочешь, поедем со мной в клинику, — сказал Вася.
— Хочу. — Таня поставила перед ним тарелку. — И еще хочу, чтобы ты навсегда остался со мной. Некрасиво, да? Нескромно даме после одной ночи такое говорить?
— Очень красиво. И очень радостно слышать… от тебя. Но, Таня, ты не знаешь, я… алкоголик.
— Знаю.
— Откуда? — поразился Вася, а потом горько усмехнулся: — Конечно, слухи.
— Не заблуждайся на свой счет. Слухи о тебе до меня не доносились. Но я ведь была у тебя дома. Василий! Я боюсь и не переношу пьяных, абсолютно, органически и навсегда. У меня отец пил. Понимаешь?
— Понимаю.
— Легкий хмель, рюмка-другая коньяка — это все, что я могу перенести. Но когда человек меняет обличье, превращается в другого, пусть даже более веселого и остроумного, я не выношу. Он для меня — скот, оборотень и подлый обманщик. Вот такое наследство с детских лет и пожизненное. Я понимаю, что бросить пить очень трудно… у моего отца не получилось. Не виню его, хотя и не простила… до сих пор, через пятнадцать лет после его смерти.
Голубые глаза, которые свели Таню с ума, смотрели сейчас прямо и без нежного трепета, словно не на Таню, а на отрытый клад или реликвию, о которых не мечталось, да нечаянно повезло, а вместе с везением свалилась громадная ответственность.
— Я бросил пить, чтобы спасти человечество. Так думал. Оказалось — чтобы встретить тебя и самому спастись.
Повисло молчание, возвышенное и мелодраматичное, неуместное на кухне и в то же время пронзительное, какой бывает пауза в театре — гораздо драматичнее, чем страстные монологи.
— Вася! Чьи у тебя глаза? Мамы, отца?
— Ни в мать, ни в отца, семейная тайна. Но соседки шептались: был у нас в бараке хулиган отчаянный, верста коломенская и глаза что синие плошки. Плохо кончил, зарезали в подворотне. Но попрошу о моей покойной матушке домыслов не строить! И где твое хваленое варенье?
Вася умял все оладушки. У Тани было создалось впечатление, что последнее время всех мужиков держат в голодном краю и редко отпускают.
Глава 17
Они приехали в клинику к полудню. Поздно встали, да и после завтрака не сразу ушли из дома, в спальне задержались.
Семен не поднялся, когда Василий и Таня вошли в его кабинет, не дернулся, когда Василий представил:
— Татьяна Евгеньевна Кутузова, — секундная заминка, — жена Михаила Александровича. Доктор Шереметьев Семен Алексеевич.
Таня не сказала «очень приятно», потому что и Шереметьев промолчал. Сидел на диване, руки в карманах белого халата, ноги на журнальном столике — и не подумал опустить, разглядывал ее равнодушно, как букашку.
«Они переспали, — вяло подумал Семен. — Васька, ловкач, откеросинил бабу».
Этот вывод было легко сделать, наблюдая за любовниками, которые думали, что ведут себя сдержанно и обычно. Но Вася, помогая даме снять шубу, интимно погладил ее по плечам, она в ответ вскинула голову и ласково ему улыбнулась. Между ними отчетливо виделось поле взаимного притяжения, которое бывает, когда мужчине и женщине хочется быть слитыми, а не пребывать порознь. Нашли время,
