Новая сигнальная
Михаил Емцев, Еремей Парнов
Не оставляющий следа
— Вон она, — сказал Нибон, ткнув пальцем в голубой экран. Андрей, впрочем, и сам уже видел планетку, известную под именем Зеленый Перевал. Как Нибон всегда торопится со своими замечаниями! Звездолет еще не вышел на свободную орбиту, но сердцем Нибон был уже на Зеленом Перевале. Он не любил ждать, он всегда находился в движении, точно спешил всюду успеть раньше всех.
— Получен сигнал от Корина, посадку будем производить по лучу.
— Тем лучше.
Андрей вылез из-за пульта и, переключив управление ракетой на автомат, лег в стартовую люльку. Нибон уже лежал рядом: под прозрачным лиловым колпаком вилась войлочная шевелюра и сверкали синими белками огромные черные глаза. Смуглое лицо отливало зеленоватой бледностью. После аварии на Черном Титане Нибон плохо переносил посадку.
Им здорово пришлось попотеть на Черном Титане. Андрей на миг закрыл глаза. Перед ним встала неподвижная, гнетуще тяжелая, как свинец, планета в системе черного солнца, без единого луча света; только далекие звезды озаряли мрачные ущелья на ее поверхности. Планета вечной ночи. Андрей содрогнулся, вспоминая месяцы, проведенные там. Ну, теперь с этим покончено. Впереди заслуженный отдых. Милый сердцу Зеленый Перевал…
— Мне кажется, я вижу хозяйство Джорджа, — сказал Нибон.
— Сейчас будем дома, Нибончик, — улыбнулся Андрей.
И действительно, через двадцать минут оба космонавта стояли на стартовой площадке Зеленого Перевала.
Яркий свет ослепил их.
— Это тебе не Черный Титан, — улыбнулся Андрей, надевая темные очки.
— Почти как на Земле, — мечтательно сказал Нибон.
— Зелень-то какая!
— Только небо уж очень фиолетовое. Ну да что там, главное, дышать можно. Не в балдой дышишь, а как полагается живому существу, в небо, в стихию… Вот она, ширь-то! Хо, хо, хо!
Андрей закричал, и слабое эхо прокатилось по безлюдной зеленой равнине, окружавшей космодром.
— А где же Джордж? — спохватился Нибон. — Он нас не встретит?
— А зачем? У него все киберы делают: встречают, отправляют, снаряжают, заряжают… Мы сейчас поедем к нему в домик, чай пить будем. Настоящий земной чай. Воя машина.
К ним подкатил небольшой автомобильчик с открытым верхом. Космонавты сложили в него свои вещи и тронулись.
— Хорошо, правда? — улыбнулся Андрей.
Дорога, бегущая среди густой травы, была извилистая и узкая. Ноздреватые листья шириной в ладонь хлестали путешественников до липу. В воздухе стоял легкий аромат огромных бледно-лиловых цветов. Андрей обрывал листву, жадно нюхал и слизывал капли влаги, выступавшей на обнаженной мякоти растения.
— Какая у Джорджа узкая специальность? — спросил Нибон.
— Биофизик. Радиоволны и жизнь — вот его занятие. Возможно, мы застанем его за изобретением радиолуча, который обгонит расширяющуюся вселенную или… А вот и Коринская башня!
Заросли кончились, и космонавты выехали в небольшую зеленую долинку.
Посреди нее стоял беленький чистенький домик и серая тяжелая башня, утыканная антеннами самых причудливых форм и размеров.
В домике никого не оказалось. Космонавты прошли все комнаты от передней до спальни. Джорджа не было.
— Может, он в башне?
— Нет, вряд ли. Он бы вышел, увидев нас. Давай послушаем секретаря.
Андрей повернул рукоятку черного ящика, стоявшего в кабинете Джорджа. Сначала оттуда послышался мотив детской песенки, исполняемой хриплым басом. Затем тот же голос сказал: «Отбываю на неделю в биозону. Возвращусь семнадцатого».
— А сегодня что у нас? — спросил Нибон.
— Сейчас узнаем, вот здешний календарь. — Андрей повертел в руках сложную таблицу и буркнул: — Не совсем ясно, тут одних четвергов пять штук, как дома говорят, семь пятниц на неделе.
— Планетка-то вертится быстро!
— Да, только успевай оглядываться. Жорка устроил себе календарик в переводе на земной, — понедельник штрих, понедельник два штриха, суббота с индексом зет. Ничего не пойму. Хотя…
Андрей задумался и вдруг радостно воскликнул:
— Ага, Джордж будет послезавтра! Вот видишь, число, обведенное синим, день ухода, а красное — это сегодня, то есть пятнадцатое. Тут даже отмечено, что мы прилетаем. Значит, хозяин должен возвратиться через день.
— Ну, добро, давай отдыхать.
— Лучшее место для этого на крыше.
На крыше дома было уютно. Глубокие кресла с навесами хранили прохладу. Безмятежно раскачивались огромные пятипалые листья пальм, с поля доносился легкий шелест травы. С темного неба струился прохладный и крепкий, как ром, воздушный поток. Андрей почувствовал приятное головокружение.
— Хорошо, — тихо, словно про себя, сказал он, и добавил громче: — Как у мамы дома…
Где-то вдали послышался красивый и печальный звук, словно лопнула струна.
— Что это? — спросил Нибон.
— Возможно, птицы, хотя я их не видел в прошлый раз, — сказал Андрей.
— Да, — отозвался Нибон, — если немного напрячься, то можно даже забыть про другие… страшные миры.
Далекий звон медленно гас, вместе с ним уходил день. Здесь ночь наступала быстро, небо сразу потемнело и стали появляться звезды.
— Трудно, наверное, здесь Джорджу одному, — сказал Нибон, разглядывая башню с антеннами в пятидесяти метрах от дома. — Я бы не смог.
Зеленая степь сделалась темно-лиловой и постепенно начала чернеть. Воздух, лившийся из темной фиолетовой бездны, стал холодным и влажным. Подкравшаяся ночь опустила свою черную лапу. Нибон с тоской провожал взглядом узкую яркую полоску света над горизонтом.
— Так получилось, — сказал Андрей. — Вначале на Зеленом Перевале работала комплексная бригада строителей, геологов, биологов. Когда планетку освоили, бригаду перебросили в другое место, а Джордж и Мария остались здесь. Они помогали залетавшим сюда космонавтам, таким, как мы с тобой, и одновременно вели большую исследовательскую работу. Все, что есть земного на этой планете, дело их рук. Вся эта зелень, плантации, деревья…
— Ты мне покажешь то место, где погибла Мария? — Вопрос Нибона прозвучал в вечерней тиши, как скрытый упрек, как невысказанная обида. Кому? Неизвестно. Может быть, судьбе, может, всем людям сразу.
Андрей сочувственно посмотрел на Нибона. Все, все это было ему знакомо. Нибон второй год в космосе. Он, Андрей, седьмой. Семь лет земного времени — это очень много. Еще сравнительно недавно он, как и Нибон, тосковал, узнав, что в космосе умер еще один земной человек. Сейчас — другое. Это уже не тоска, а грусть и сочувствие тому, кто потерял друга.
