годы детства Модеста было от 55 до 65 лет, и это совпадает с определением Мусоргского 'няня старая'.
Татьяна Георгиевна Мусоргская рассказывала, что няня в доме Мусоргских почиталась как равноправный член семьи, 'самый верный человек'. Она жила на господской половине, рядом с детской, питалась с одного стола с хозяевами, а еще 'заведовала' самоваром, который 'шумел' почти круглые сутки, и в любое время, по первому требованию подавался горячий, с ключа чай. 'Нянюшка умная и хорошая' имела и свой голос, могла не только устроить выволочку детям, но отчитать самого барина и 'говорила с ним на ты'.
В числе других дворовых на усадьбе проживали в основном вдовы с детьми. Среди них Марфа Ивановна с малолетними Евдокией и Анной; Татьяна Ивановна с детьми Акулиной, Иваном, Захаром, Тимофеем; Наталья Андреевна с детьми Михаилом и Федосьей...
Почему же усадьба стала своеобразным приютом? Из документов выяснилось, что крестьян с детьми, потерявших кормильца, переводили в Карево, где им легче было прожить и прокормиться. Среди вдов были ближние и дальние родственники барина Петра Алексеевича. Против такого 'приюта' не возражала и Юлия Ивановна, так как сама выросла без матери. Имение Мусоргских стало как бы благотворительным домом, а помещики - милосердными его хозяевами, сострадающими и сочувствующими беде других. Этот факт начисто опровергает обвинение, выдвигаемое против родителей композитора. Так, один из авторов, видимо, желавший показать свою социальную зрелость, писал, что 'Модест рос в богатом помещичьем доме, окруженный крепостною челядью, презираемою барами как тварь'. Новые находки позволили увидеть, сколь нелепы бывают безосновательные 'классовые' обобщения. Они же помогли сделать главное открытие - каревский 'приют' сыграл огромную роль в формировании обостренной чуткости и острой наблюдательности у будущего композитора. Чтобы создать 'Савишну', 'Сиротку', 'Озорника', образ Юродивого, стать певцом 'униженных и оскорбленных', надо было не только увидеть эти живые картины, но и сопереживать несчастным и обездоленным.
В. В. Стасов подтверждает, что впечатления детских лет у Мусоргского 'запали в душу на всю жизнь с несокрушимой силой и впоследствии, в лучшую эпоху его творчества, дали мотивы для целого ряда необыкновенно своеобразных поэтических и совершенных созданий...'.
Песнохорки с родины М. П. Мусоргского
Как рассказывали каревские старожилы, барчукам Филарету и Модесту не возбранялось водить дружбу с крестьянскими детьми. Сразу же за усадьбой, внизу, у берега озера, находилась деревня Татырино. Раньше она принадлежала прадеду композитора Григорию Григорьевичу, а позже была продана помещикам братьям Поджио, один из которых был декабристом. В Татырине среди прочих жила крестьянская семья Арефия Емельяновича Фомина. У него было двое детей, сверстников Модеста, - Федор и Марфа. Федор, по прозвищу Орешенок, доводился дедом Александре Ивановне Прокошенко, одной из главных устных летописцев Карева, которая и ныне проживает в этой деревне. Рассказы ее обрели особую ценность, так как полностью подтвердились архивными документами.
С правой стороны от усадьбы Мусоргских по берегу озера располагалась деревня Белавино, принадлежавшая помещику Петру Ивановичу Челищеву. И здесь жили одногодки Модеста, крестьянские дети: Николай, Елена, Алексей. Все эти соседские дети крепостных общались с братьями Мусоргскими, были участниками их игр и забав. Татьяна Георгиевна Мусоргская рассказывала: 'Папа часто вспоминал слова моего деда Филарета Петровича - 'ребенок должен обязательно расти в окружении детей''. Она помнила фотографию из семейного альбома, где Филарет и Модест были в крестьянских штанах и рубашках. Это еще раз убеждает в том, что родители даже внешне старались не выделять своих детей среди сверстников- крепостных.
То, что Модест общался с крестьянскими детьми и их родителями, бывал в избах, подтверждает и сам композитор: 'Недаром в детстве мужичков любил послушивать и песенками их искушаться изволил'. А край этот, на берегу Жижицкого озера, издавна считался песенным.
Александра Ивановна Прокошенко вспоминает: 'Были у нас свои певуны, знавшие много старинных песен. Пели во время работы, когда на покос и с покоса шли, пели на игрищах, когда на ярмарке собирались, пели и зимой в избах, когда пряли, вязали, на посиделках. Старики любили про былое вспоминать, находились даже мастера сказки складывать. А ребятишки всегда рядом были, помогали в работе и, конечно же, слушали'. Эти песни живут в народе и поныне, их передают из поколения в поколение крестьяне - земляки композитора. На Псковщине народные песни не поют, а, как принято говорить, играют в хороводе, а потому и исполнителей называют - песнохорки.
Записывать старые песни неоднократно приезжали фольклористы из Ленинграда. В одной из экспедиций принял участие аспирант консерватории Валерий Гаврилин, теперь известный композитор. Собиратели песен под руководством И. И. Земцовского обошли десятки деревень, записали около трех тысяч лирических, обрядовых, трудовых песен. Среди них есть уникальные, бесценные находки. В глухой деревеньке неграмотная крестьянка А. А. Степанова исполнила 'Молодость молодецкую' - песню, почти совпадающую с записью, которую сделал Пушкин. А недалеко от Карева фольклористы услышали от 95- летней Т. М. Михеевой колыбельную, очень похожую на ту, что создал Мусоргский.
'Песни родины Мусоргского' исполняет теперь фольклорная группа, созданная при музее. Каревские и наумовские песнохорки часто выступают на разных сценах, по радио, телевидению. Ездили они и в Ленинград, и там всесоюзная фирма 'Мелодия' записала старинные песни на пластинку. А после записи земляков Мусоргского принял в своем кабинете директор Театра оперы и балета им. С. М. Кирова М. Э. Крастин. В знаменитой Мариинке, где был впервые поставлен 'Борис Годунов', песнохорок с Псковщины усадили на лучшие места, в бывшую царскую ложу.
На другой день старушки побывали на могиле М. П. Мусоргского, оставили там цветы, по деревенскому обычаю поголосили по своему земляку.
Рядом с этими песнями, сказаниями и рос будущий композитор. Знакомы ему были игры, забавы и труд крестьянских детей, живших у озера. Обратимся снова к воспоминаниям Александры Ивановны Прокошенко, записанным еще в 1966 году. 'Летом вся ребятня собиралась у озера, на берегу Каревской Луки, которая подходила к самой усадьбе. Слева и справа зеленые отмели - назывались Ясовский Рог и Татыринский Рог. А берег вдоль Луки чистый, песчаный. У самой воды на кольях невод развешивали сушить. И мы, малые, рыбакам помогали выбирать из сетей траву, рыбу'. Этот рассказ дополняет Татьяна Георгиевна Мусоргская (записан от нее в 1980 году): 'Играли в 'казаки-разбойники', городки, лапту, ручеек... Играть на лугу разрешали только после сенокоса. А летом больше у воды. Утром, не умываясь, бежали купаться. Вначале мальчики, потом девочки. Плавать учились на досках, специально пузыри свиные надували'.
Из письма Мусоргского, написанного после поездки в Новгородскую губернию на свадьбу, можно заключить, что купанье и в юности для него было одним из удовольствий. Модест Петрович описывает Балакиреву 'забавную сцену', происшедшую с братом Филаретом: 'Пошли мы купаться, и не успел он войти в воду, как упал или, вернее, рухнул всем телом, волны поднялись страшные, и все водное царство застонало, и в это время Кито произнес только: 'Удачно!''
Может быть, во время купания в Жижицком озере в детские годы и появилось у старшего брата Филарета ласковое прозвище Кито?
Вся жизнь в Кареве и в соседних деревнях была тесно связана с озером. Маленький Модест часто слышал, как плещут волны, бьют о причал лодки, скрипят уключины, таинственно шумят под ветром прибрежные деревья, шуршат камыши, ухает и трещит в январские морозы лед. Наблюдал Модест и картины крестьянского быта, о которых образно рассказывала Александра Ивановна Прокошенко:
- Бабы из озера воду на коромыслах носили. Летом делали кладки, зимой - проруби. С кладок белье полоскали, звонко колотили прайниками. А коров пасли на острове Лукаш, и доить на лодках плавали, и опять же песни на воде играли.
Слышал Модест, как кричат горластые каревские петухи, звенит молот кузнеца, отбивают и точат косы, скрипят телеги с сеном, гудит колокол к заутрене. Из всех звуков и сложилась позже симфоническая картина 'Рассвет...' - светлое лирическое вступление к 'Хованщине'.
Не раз видел Модест, как ловили рыбу, и не исключено, что при своей любознательности сам плавал с рыбаками. Современница композитора А. Н. Молас оставила такие воспоминания: 'М. П. терпеть не мог, чтобы ловили рыбу на удочку. Надо, говорил он, ловить сетью, чтобы не мучить напрасно рыбу, надо
