Не знали: радоваться, злиться лиНа жесты глупых постовых.И в гонках, вам совсем не свойственных,И даже в поисках гроша,Всегда хранили вы спокойствиеИ чинный шаг. И чинный шаг.Вы золочеными каретамиДоступны были не для всех.Не украшали вас портретами —Тогда еще считалось — грех.И лошадиного упряжкою,Себе поблажки не прося,Тащили ношу вашу тяжкуюНа подогнувшихся осях.Вы боевыми колесницамиКому-то виделись во сне,И люди с царственными лицамиВас погоняли на войне.Вы пролетали тройкой свадебной,Кому-то счастье подарив,Хрипели вы с невестой краденой,Узду до боли закусив.Менялись вы. Менялись всадники.Сменился камень на бетон.И нынче в будни или в праздникиУже не встретишь фаэтон.Сбылось великое пророчество:Вас грубо вытеснил мотор.И всем теперь до боли хочетсяСкакать на нем во весь опор.Как просто стать музейной редкостью,Однажды выбившись из сил.И удивлять столетней ветхостьюЗа пять копеек — гран мерси!И что в музеях вы наплачетеПод взгляд зевающих повес?Вы через сотню лет проскачете,А «мерседес» уйдет под пресс.1983 год
Я вышел родом
Я вышел родом из еврейского квартала,Я был зачат за три рубля на чердаке.Тогда на всех резины не хватало,И я родился в злобе и тоске.Когда подрос, играл в лапту и прятки,Кидал ножи в обшарпанную дверь.А у отца давно сверкали пятки,И я не знаю, жив ли он теперь.Моя семья блюла свободу нравов,И я привык к тому в конце концов:Моя маман беспечно и по правуМеняла часто мне моих отцов.Из них последний был мне всех роднее,Хотя меня он вовсе не любил,И отличался тем, что, не краснея,На крышу баб по лестнице водил.Со мной росли еврейские детишки,Все, как и я, одетые в тряпье —Мои по папам сестры и братишки —В душе потенциальное ворье.Пришла война, отцы их дали драпа,Не дожидаясь сумрачных годин,И мой любимый, незабвенный папаОкрестных баб обслуживал один.Он изводил на них рубли и трешки,Что приносила в дом моя маман,И мы со страху прятались в ладошки,Когда он утром лазил ей в карман.Мы через день питались черствым
