Во рту снова стало солоно. Он загребал руками землю, траву. Подползая к очередной голове он переворачивался на спину и смотрел. Не то. И это не то. Переворачивался на живот и снова полз. Крепкие руки схватили его за шкирку и пояс, подняли, перевернули и снова уложили на носилки.
- Скажи, друг, тебе нужны все головы?
Сева не улыбался.
- Да. Все. Или еще две. Как получится. Женские. Одна женская. Вторая детская. Девочки.
Максима трясло. Речь становилась обрывочной.
- Все понятно. Так! Понесли лейтенанта. Подносим к каждой голове.
Его снова понесли, но уже в сторону откуда начинался страшный парад.
- Не то.
Еще голова. Оскалившаяся женщина, с всклокоченными волосами, уставилась мертвыми глазами в небо.
- Не то.
Избитые и захваченные на рейде подростки испуганно жмутся друг к другу. Они боятся предположить, что с ними будет, если страшный израненный лейтенант найдет то, что ищет.
- Не то.
- Не то.
И так полсотни раз. Когда последняя голова была позади и его снова понесли к БТРу, Максим схаркнул кровь и спросил:
- Так сколько осталось живых в Крекшино?
- Двое. Женщина беременная и девочка лет трех. Твои?
Максим сделал знак Севе наклонится, и когда тот склонился над ним, вцепился руками в грудные клапаны с такой силой, что приподнял себя с носилок и прохрипел:
- Найди мне их! Слышишь? Найди мне их! Сейчас же.
Мир быстро завертелся, и Максим снова упал на носилки без сознания.
Осеннее утро. Уже не такое яркое как летнее. Слегка сероватое. С прозрачным ветром, гоняющим листву и торопящим деревья сбросить остатки красно-золотой одежды. Северный варвар грабящий византийскую роскошь. По больн6ичному парку идут четверо: осторожно ступает красивая женщина с ребенком на руках, девочка лет трех-четырех подпрыгивает по листве, то отбегая с тропинки то, возвращаясь обратно с охапками осенних листьев, чтобы бросить это богатство в спутников, и мужчина в кресле-каталке. Женщина что-то рассказывает мужчине, делая паузы, когда дочь подбегает слишком близко.
- Павел нас спрятал, когда они пришли. А сам остался.
- Смелый поступок.
Мужчина говорит и потом долго, мучительно кашляет. Женщина подходит сзади и гладит его по спине, придерживая ребенка одной рукой. Отдает ребенка мужчине и катит кресло перед собой. Мужчина строит ребенку рожицу. Вся компания останавливается у берега маленького прудика окруженного белыми лавочками. Женщина подкатывает кресло к скамейке, ставит его на тормоз и садится на скамейку рядом. Девочка убегает к пруду с криком «Уточки! Уточки!».
- Осторожно у воды! – кричит женщина, - Не подходи близко к краю!
- Ничего с ней не случится, – говорит мужчина. – Теперь ничего с вами не случится. Ты о маме с папой знаешь, что-нибудь?
- Они как раз в Питер уехали. Даже похоронить нечего. Я так испугалась, что осталась одна.
Мужчина молчит. Женщина тревожно смотрит на него, потом берет его руку в свою.
- Я хочу чтобы ты знал: я не ложилась с ним. С тех пор как ты пропал – не ложилась. Я считала, что это Бог меня наказывает, а он – очень страдал. Мучился. Его отец хотел даже выгнать нас, но он не позволил. Он нас всегда защищал.
Ребенок на руках мужчины заплакал, и женщина взяла его к себе. Расстегнула пальто и дала ребенку грудь. Ребенок громко зачмокал, пукнул и успокоился.
- Сын мой?
- Судя по манерам – несомненно.
Мужчина засмеялся и снова закашлялся.
- Я серьезно.
- Он – вылитый ты.
- Спасибо.
- Не за что. Само получилось. Сева твой ворвался в родильное отделение как раз в тот момент, когда меня на роды клали. Всех сестер распугал. Тебя оперировали вон в том крыле как раз, когда я рожала в этом. Больно?
- Привычно.
- Ты странный стал.
- А почему ты не спрашиваешь, откуда я узнал, что тебя нужно искать там же где и его?
- А я знаю. Тебе все твоя женщина рассказала. Та, что все время приезжала к нашему дому и смотрела
