А некоторые так и шли вперед. Некоторые уже так далеко ушли, что были едва различимы. Адмиралов смотрел в даль залива.
- Корюшатники, им далеко, - сказал Фурин.
- А мы здесь, - добавил Крачун.
Лунок насверлили.
Сели на ящики. Стали ловить.
Крачун и Адмиралов ловили на мотыля, а Фурин ловил сразу и на мотыля и на опарыша, эту комбинированную наживку он называл сэндвичем.
Крачун опарышем пренебрегал по эстетическим соображениям. Так он сказал.
- Все, что естественно, не безобразно, - опустился до банальности Фурин. - В тебе говорят детские комплексы. Деревянная уборная в пионерском лагере... Ты боишься ее.
- Фильм «Броненосец Потемкин», - сказал Крачун.
Чтобы переменить тему. Адмиралов спросил, чувствует ли червяк боль на крючке.
Ему объяснили, что в виду отсутствия центральной нервной системы, боль он не чувствует. Почему же он извивается, спросил Адмиралов.
- Рефлекторные движения, - сказал Фурин.
- Почему же он не хочет лезть на крючок?
- Кто сказал, что он чего-то не хочет? Хотеть или не хотеть могут высокоразвитые существа, а у червяка нет желаний.
- Он не чувствует боль, - сказал Адмиралов, - но ведь боль есть.
- Это как? - не понял Крачун.
- Боль сама по себе и ничего, кроме боли. Вот червяк на крючке, это и есть беспримесная чистая боль, которую, как вы говорите, червяк не чувствует.
- Если никто не чувствует боль, то ее и нет.
- Только не рассказывайте мне, что это не боль. Это и есть боль в чистейшем виде. Независимо от того, чувствует ее или не чувствует червяк. Зачем ему чувствовать, когда он сам и есть боль. И ничего кроме боли.
- Чувствует, не чувствует. У тебя антропоцентрический взгляд на боль, - сказал Крачун. - У червяков все иначе. Они не люди.
- Чтобы так утверждать, надо быть самому, по крайней мере, червяком, - сказал Адмиралов.
Ему не успели возразить, потому что у Адмиралова клюнуло, и он, нервно перебирая руками, вытащил из лунки ерша.
- Браво! - воскликнул Фурин.
- С почином! - поздравил Крачун.
Вторую рыбку тоже поймал Адмиралов, плотвичку.
- Новичкам везет, - сказал Фурин и просверлил лунку по другую от него сторону.
Деревянным кухонным молотком он отбил лед с лезвия бура.
Когда Адмиралов поймал третью рыбку, уклейку, ему показалось, что психотерапевты начинают нервничать. Но, в конце концов, и у них пошло хорошо, вытаскивали то ершиков, то уклеек, то плотвичек.
Скоро Адмиралов заскучал. Пошел мелкий снежок. Берег почти исчез из вида. Ветер был не сильный. Дамба была не видна. Смотреть на кивок надоело. Кивок давно не кивал, а проверить мотыль на крючке Адмиралову было лень. Всякие мысли полезли в голову. Чем же это надо так достать ребенка, чтобы он запустил кувшином?
Фурин поймал больше всех. Крачун поймал на две меньше. Они ревностно пересчитывали, у кого больше.
Адмиралов своих не считал.
Обратно шлось проще, быстрее, несмотря на улова увесистость.
Рядом со станцией они зашли в торговую точку, более напоминавшую двоеточие: в одном помещении был крохотный магазинчик, в другом - так сказать, бар, и то и другое обслуживал один человек - толсторукая дама восточного вида. Сначала она продала рыбакам бутылку водки «Путинка», нарезку сырокопченой колбасы и полкило хлеба, а потом перешла вместе с ними в другое помещение, так сказать, в бар, чтобы там заварить кофе.
Продавщица вернулась в магазин, а трое рыбаков, предоставленные сами себе, уселись за столик и выпили с удовольствием «для согреву» то, что они только что купили за стенкой.
На обратном пути теперь Фурин уснул в электричке. Судя по выражению лица, ему снилось, что-то приятное - вряд ли язва желудка курильщика. Адмиралову и Крачуну было тоже хорошо, грех жаловаться. Они вспоминали школьные годы.
- В детстве у меня были большие нагрузки на шейные позвонки, - говорил Адмиралов.
- Ты занимался борьбой?
- Нет, просто много стоял на голове.
- Акробатика?
-Йога. Вернее, то, что мне йогой казалось. Это было в классе шестом- седьмом... Пытался медитировать в позе лотоса, а еще стоял на голове... примерно час в день.
- Ого! Это много!
- Очень много... Если бы у меня был наставник, учитель, инструктор... я бы не допустил столько ошибок. Но я был одинок в своем увлечении, совершенно одинок... Йога моя, к сожалению, во вред моему здоровью пошла. Но я ни на что не жалуюсь. Любой результат позитивен.
- Ты стоик.
- Стоек?
- Все стоики стойки. Ты стойкий стоик.
- Не знаю. Стойка у меня была действительно стойкая, - печально улыбнулся Адмиралов возможности поиграть словами.
- Я читал, что китайские акробаты могут аж подпрыгивать на голове, - вспомнил доктор Крачун.
- Нет, до этого я не додумался. Вряд ли бы у меня получилось.
- Возможно, с возрастом у них тоже обнаруживается позвоночная грыжа.
- Не факт. Полагаю, техника прыжков на голове отрабатывалась тысячелетиями. Здесь и опыт, и мощь традиции...
- Да, наверное. Возможно, у них даже на генетическом уровне отлажены защитные механизмы. Но, судя по всему, ты был очень упрямый, упертый подросток...
- Не скажу, что стойка на голове была для меня пыткой. Хотя, конечно, это еще то испытание... Я себя испытывал.
- Закалял волю?
- И это тоже.
- А я в детстве увлекался гипнозом.
- Получалось?
- Нет, конечно. Просто пытался обнаружить в себе способности гипнотизера.
- Все дети рано или поздно пытаются гипнотизировать. Особенно мальчики.
- Так и на голове тоже все стоят.
- Но не так много, как я.
- И гипнозу так много, как я, никто в детстве сил не отдавал и энергии.
- Но в отличие от меня, для тебя, для твоего здоровья твои детские эксперименты прошли бесследно.
- Надеюсь.
- А как же иначе? Не приобрел же ты психическое заболевание...
- А при чем здесь психическое заболевание?
- Ну я не знаю, может быть, чрезмерное увлечение такими материями как гипноз может повлиять на психику практикующего подростка... Мало ли как там, тебе это лучше знать, может, это сказывается со временем...
