Чарли вогнал нож ему в грудь.
Фи вспомнил запах сырого мяса, тяжелый запах крови в магазине мистера Штенмитца.
Чарли Карпентер отмывал руки и лицо в ванной комнате компании до тех пор, пока раковина не почернела от крови. Чарли отрывал одно бумажное полотенце за другим, промокал лицо и кидал их на пол. Нервничая, Чарли Карпентер сел на поезд, чтобы уехать из города, а две девушки внимательно разглядывали его через проход в вагоне. Им было интересно, кто этот красивый парень и почему он так нервничает. Поезд, дернувшись, остановился напротив огромного здания католической церкви со светящимися изнутри витражами.
Фи повернулся, чтобы посмотреть на большую голову и широкие плечи Ханса Штенмитца. В темноте он мог различить только белые зубы, сияющие в улыбке. Мистер Штенмитц снова в шутку приложил руки к глазам, прикидываясь, будто смотрит на Фи в бинокль.
Фи захихикал.
Мистер Штенмитц жестом пригласил Фи присоединиться к нему, и Фи встал со своего места и направился вдоль длинного прохода в конец зала. Мистер Штенмитц все размахивал руками. Он похлопал по сиденью рядом с собой, наклонился над мальчиком и прошептал:
— Садись здесь, рядом с твоим старым другом Хансом.
Фи уселся. Рука мистера Штенмитца поглотила его ручонку.
— Я очень, очень рад, что ты здесь, — прошептал он. — Это кино так страшно смотреть одному!
Чарли Карпентер плыл на моторной лодке через озеро Рэндом. Было раннее утро. Брызги пены пролетали над лацканами его пиджака. Чарли улыбался темной, веселой улыбкой.
— Знаешь что? — спросил мистер Штенмитц.
— Что?
— Знаешь что?
Фи хихикнул.
— Не знаю. Что?
— А ты угадай.
По всему экрану лилась кровь, но это была невидимая кровь — кровь, оттертая с пола кабинета и смытая в раковину.
Лодка скользнула в камыши, и Чарли спрыгнул на болотистую землю — лодку унесет течением, но Чарли нет никакого дела до лодки, она же краденая, пусть себе плывет куда угодно...
Через невообразимый промежуток времени Фи оказался снаружи кинотеатра. Последнее, что он помнил, была Лили Шихан, поворачивающаяся от каминной решетки и говорящая: «Решил остановиться по пути на работу, Чарли?» На ней было длинное белое платье, и волосы выглядели густыми и пышными. «Ты полон сюрпризов. Я ждала твоего возвращения вчера».
Его лицо вспыхнуло от жара, а сердце колотилось с бешеной силой. В желудке были дым и масло.
Он чувствовал себя ужасно, отвратительно грязным.
Мир оказался серым и в блестках. Огни Ливермор-авеню раскачивались из стороны в сторону. Дым в желудке всплыл наверх к горлу.
Фи сделал шаг в относительную темноту и наклонился над обочиной. Что-то со вкусом и видом дыма выходило из его рта. Он затыкал рот, тер руками глаза. Фи казалось, что огромная рука легла ему на плечи, а глубокий, низкий голос говорил... говорил...
Нет!
Фи плыл вниз по Ливермор-авеню.
Часть вторая
1
Он повернул на свою улицу и увидел аккуратный ряд цементных блоков, разделяющих мертвую лужайку и бетонные ступеньки, ведущие к розовым кустам и входной двери.
Ничто вокруг не было реальным. Луна нарисована, а дома без задней части, и все, что он видел, было толщиной в долю дюйма, толщиной в слой краски.
Он видел себя садящимся на ступеньки крыльца. Ночная темнота сгущалась. Раздались шаги по лестнице из квартиры Сунчаны. Замок повернулся, и дверь открылась.
— Фи, бедный малыш, — воскликнула миссис Сунчана. — Мне показалось, что я услышала твой плач.
— Я не плакал, — сказал Фи дрожащим голосом, но он чувствовал слезы на своих щеках.
— Почему же мама тебя не впускает?
Миссис Сунчана подошла к нему сбоку, и Фи подвинулся в сторону, чтобы дать ей пройти.
Он вытер лицо о рукав. Она все еще ждала ответа.
— Мама болеет, — сказал он. — Я жду, пока вернется папа.
Приятная темноволосая миссис Сунчана поежилась от холода.
— Уже почти семь, — сказала она. — Почему бы тебе не подняться со мной наверх? Попьем горячего шоколада? Может, хочешь тарелку супа? С овощами, курочкой, отличный густой супчик. Вкусный. Я-то знаю, сама варила.
Все отговорки Фи куда-то улетучились под напором этих чарующих слов. Он увидел себя за столом у миссис Сунчаны с ложкой пьянящего супа у рта. От запаха текли слюнки и урчало в животе.
Рыдание само по себе распрямило свои широкие черные крылья у него в горле и вырвалось наружу.
А затем, как спасение, появился голос отца.
— Оставьте моего сына в покое! Отойдите от него!
Фи открыл глаза.
Миссис Сунчана с такой силой стиснула руки, что пальцы выглядели плоскими. Фи видел, что она напугана, и понимал, что снова в безопасности — он вернулся в кино своей жизни.
И тут на дорожке появился Боб Бандольер, его лицо сияло, глаза светились, пальто развевалось на ветру.
— Фи сидел здесь на холоде совсем один, — сказала миссис Сунчана.
— Пожалуйста, поднимайтесь наверх, миссис Сунчана.
— Я просто хотела помочь, — настаивала миссис Сунчана.
Только сплющенные пальцы выдавали ее.
— Что ж, мы не нуждаемся в вашей помощи, — взревел великолепный отец. — Уйдите, оставьте нас в покое.
— Не надо мне приказывать.
— Заткнитесь!
— И не надо на меня кричать.
— Оставьте моего ребенка в покое! — Боб Бандольер вскинул руки, как сумасшедший, и топнул ногой. — Идите!
Он кинулся к крыльцу, и миссис Сунчана быстро прошла мимо Фи в дом.
Боб Бандольер схватил Фи за руку, дернул его вверх и толкнул к двери. Фи закричал от боли. Миссис Сунчана отступила на полпролета, дверь их квартиры со скрипом открылась, и в проеме возникло лицо ее мужа, похожее на воздушный шарик. Остановившись напротив двери в свою квартиру, Боб Бандольер отпустил Фи, чтобы достать ключ.
— Вы, наверное, сошли с ума, — сказала миссис Сунчана. — Я не сделала ничего плохого вашему мальчику. Он сидел один на холоде и не мог войти в дом.
Боб Бандольер открыл дверь и повернулся к ней лицом.
— Мы живем прямо над вами, если вы помните, — продолжала миссис Сунчана. — Мы знаем, чем вы там занимаетесь.
Отец втолкнул Фи в квартиру, и запах из спальни громыхнул, как барабанная дробь. Фи тогда подумал, что миссис Сунчана тоже могла его услышать.
— И чем же я там занимаюсь? — спросил Боб Бандольер.
Его голос был угрожающе спокойным.
Фи знал, что отец улыбается.
