— Подожди, — перебил Морозов, — ты перезвонить по городскому можешь? Минут через несколько?.. Я сейчас в свободный кабинет перейду…
— Могу.
— Запоминай номер…
Тарасов сложил трубочку мобильного телефона и повернулся к Ангелине Ивановне:
— Ангелина Ивановна, я могу воспользоваться вашим домашним телефоном?
— Конечно. Идите в дом, — Троицкая махнула рукой по направлению к крыльцу, — как войдете, налево тумба, на ней база и трубка. — Ангелина Ивановна понимала, что разговор капитана не предназначен для ее ушей, и осталась на улице.
Валерыч прошел пахнущую травами и яблоками террасу и сразу увидел тумбу с телефоном. Набирая на переносной трубке номер полковника, он оглядел обстановку прихожей, сунул нос в комнаты и увидел — в этом доме живет маленькая девочка и только потом две ее бабушки. Везде стояли, сидели, пили чай из кукольных чашечек мишки, зайцы, Барби, пупсы. У окна гостиной замерла лошадка-качалка с гривой, разделенной на косы…
Первое, что услышал капитан Тарасов от полковника Морозова по телефону, был протяжный вздох:
— Ох, ну и устал. На одном адреналине держусь, давно такого переполоха не было…
— Коль, что там Васнецов? — напомнил Валерыч.
— Плохо твой Васнецов, — буркнул полковник, — все на себя берет.
— Что «все»?
— Заказ на Гудовина. По его словам, он один решил убрать Гудовина из-за личной неприязни. Все. Гольдман ни при чем.
— Зачем ему это надо? — тихо спросил Валерыч.
— Любовь, Миша, любовь. Он еще не знает, что Марта нам полное признание подписала. Сразу и конкретно. По ее словам, она попросила Васнецова найти надежных людей для устранения Гудовина, так как сильно опасалась за свою жизнь. Не договорились ребята. Все как и ожидалось.
— А что по убийству Гольдмана?
— Тут Марта Игоревна все валит на Гудвина. Мол, в четверг вечером они оба приехали на дачу
Бориса Аркадьевича, там поругались, и Гудовин незаметно добавил в вазочку с мороженым ее мужа крысиного яду. Она, мол, ни сном ни духом. Все он, все Гудовин. Потом он угрозами заставил ее собрать чемодан мужа, якобы для отъезда, заставил помочь перетащить тело из гостиной до лодочной пристани, — тащили, кстати, на ковре, это мы правильно угадали, — и, отплыв на километр вниз по течению, эта парочка утопила труп вместе с набитым камнями чемоданом.
— А собаку? Тоже намеренно отравили?
— Нет. Пса они вообще потеряли. Сначала Тяпа облизал губы Гольдмана (видимо, для его крошечного веса яду и на губах хватило) и потащился вслед за ними на улицу. Но когда эта парочка загрузила тело и чемодан в лодку, собаки уже рядом не было. Искать не стали, торопились и решили, что пес куда-то заполз и там издох. А потом Тяпа обнаружился уже в морозильнике офиса. Чуть не рехнулись ребята, чуть не прибили друг друга от подозрительности… Кстати, о собаке.
— Это уже моя история, — согласился Тарасов.
— И убийство Вяткиной, — напомнил Николай Иванович.
— Самоубийство, — поправил капитан.
— Какое еще самоубийство? — переспросил Морозов.
— Вяткина покончила жизнь самоубийством. Сегодня мой свидетель получил по почте ее посмертное письмо с полным признанием.
— Иди ты! — удивился Морозов и замолчал.
Тарасов знал, о чем сейчас думает его старый приятель, и не вставлял в его мысли реплик. Он очень надеялся, что Николай Иванович правильно поймет ситуацию и примет верное решение. Так и получилось.
— Миш, ты мне своего свидетеля на завтра оставь. Ни к чему мне сейчас это самоубийство. Обвинения в
— И я о том же, — вставил Тарасов. — А Гудовин как реагирует?
— Гудовин и его несостоявшийся убийца с чердака вообще молчат. Я же говорил — фифти-фифти. Двое болтают без умолку, двое молчат как воды в рот набрали. Если сейчас появятся новые сведения о самоубийстве Вяткиной, во-первых, силы распылять придется, а во-вторых, переписывать сценарий допросов… Ты мне в трех словах обскажи, как дело было, а официальные показания Ильясов завтра снимет. Ему сейчас, честное слово, и без твоего свидетеля работы выше крыши…
— У меня свидетельница, Иваныч. В «Гелиосе» работает родная бабушка Ольги Кудрявцевой, той, которую Гольдманы в хищении оружия и покушении на убийство Гудовина обвинили. Помнишь?
— Смутно, — признался Николай Иванович. — Так что там по самоубийству Вяткиной?
Тарасов вкратце, буквально в три предложения, изложил суть дела.
— Кусок льда? — хмыкнул Морозов. — Прям детектив. Такого у нас еще не было…
— Не буду дальше тебя отвлекать… — собрался откланяться капитан.
— Эй, Валерыч, стой! — остановил его полковник. — В понедельник зайди за путевкой! Как и обещал, санаторий МВД, море, пляж.
— Спасибо, — поблагодарил Тарасов и, попрощавшись, положил трубку.
Прежде чем выйти к Ангелине Ивановне, Валерыч какое-то время стоял у окна террасы и думал. Он ничего не сказал полковнику о хищении пятидесяти восьми тысяч долларов и до сих пор не знал, как с этим поступить.
На его, Валерыча, взгляд, обвинять Троицкую в нечестности трудно. Но Уголовный кодекс Валерычевы взгляды не интересуют. Деньги госпоже Троицкой никто дарить не собирался. В этом деле вообще без определенной отваги свидетелей не обошлось — «Кредит доверия» крупно рискнул, предъявив записи нелегальной прослушки, и еще неизвестно, чем для них эта храбрость обернется. Троицкая тоже руки не умыла, не выбросила труп собаки, а подложила его в морозильник. А ведь она не знала, что за «Гольдман и компания» уже наблюдают, она вызывала огонь на «Гелиос». То есть на себя.
Ангелина Ивановна сидела на лавочке, крутила в ладони желто-розовое яблоко и ждала капитана. Тарасов спустился с крыльца и сел рядом.
— Ангелина Ивановна, завтра вам будет нужно дать официальные показания. Вы готовы?
— Да. Куда мне прийти?
— В прокуратуру, следователя вы знаете, его фамилия Ильясов. Кстати, вы уже решили, какую часть послания вы отдадите?
Женщина тяжело вздохнула и произнесла:
— Чем бы мне это ни грозило, я отдам все полностью. Меня арестуют?
Тарасов вздохнул и наконец принял правильное решение.
— За что вас арестовывать, Ангелина Ивановна? Как мы уже говорили, послание Галины составлено очень осторожно. Где-нибудь, хоть намеком, упоминается о вашей причастности к краже денег? В письме говорится, что деньги взяла Галина.
Яблоко выкатилось из круглой ладошки, упало на землю и скрылось под лавочкой.
— Так вы… Михаил Валерьевич, вы меня отпускаете?!
— А я вас никуда и не забирал, Ангелина Ивановна, — буркнул Тарасов. — Лучше скажите, ваша дочь знает, откуда взялись деньги на операции?
— Что вы, Михаил Валерьевич, голубчик, как можно! У Лидочки слабое здоровье, ей противопоказаны любые волнения! Она уверена — эти деньги из наследства Самуила Яковлевича.
— Вот и ладушки. — Тарасов встал, направился к воротам, но, не доходя до них, вдруг остановился, оглянулся на застывшую хозяйку и быстро вернулся к ней. — Ангелина Ивановна, скоро в наш город приедет одна очень несчастная женщина. Мать Бориса Аркадьевича. Я советую вам поговорить с ней. Если хотите, я даже помогу вам в этом.
