из-за стола, Чумаков узнал этого человека. Он с трудом сдержался чтобы не вскочить и не побежать за ним. Чумаков в волнении пробежал взглядом по столу и обратил внимание на отсутствие своей пачки сигарет. Рядом с местом, где была она, лежала такая же, но явно не его.
— Ну, здравствуй, Володя, здравствуй! — Зверев растроганно прижал к себе крепкую фигуру Чумакова. — Когда я подошел к столику, за которым ты находился, если честно, то я тебя узнал с трудом. Помогли твои глаза…
— Да ладно, Игорь Михайлович, не узнали, — смахнул с ресницы слезинку Чумаков. — Это я вас не узнал.
— Что, сдал здорово?
— Ну, так бы я не сказал, но все же изменились. Извините, что я так откровенно.
— Да ладно, Володя, что я баба, что-ли, извиняться он начал, — улыбнулся Зверев. — Я все переживал, найдешь ли ты эту конспиративную квартиру, здесь, в этом Потсдаме. Она осталась за нами еще с тех времен. Я просто удивлен, как БНД еще не пронюхало про нее. Ну да ладно, давай присаживайся, — кивнул он на кресло перед столиком. — Кофеек, я приготовил, сейчас принесу.
Зверев принес две чашечки кофе, поставил на столик, и сел в кресло напротив.
— Знаю, тебя сейчас интересуют только твои родные и близкие, — посмотрел он внимательно на Чумакова. — Не буду тянуть. Все живы и здоровы. Младший брат твой давно в Москве, учится на последнем курсе МГУ на факультете журналистики. Отец и мать живы здоровы, оба на пенсии. Сейчас готовятся к переезду в Московскую область. В Таджикистане им оставаться сейчас нет смысла. Сам знаешь, сейчас в бывших среднеазиатских республиках растут антирусские настроения…. На Украину, где проживают твои дальние родственники по фамилии Чумаки, нет смысла. Они уже давно забыли про ветвь Чумаков, которые еще при Екатерине выехали на жительство в Сибирь.
— Понятно, — судорожно вздохнул Чумаков, чувствуя, как предательский комок подкатывает к горлу. — Значит, в Сибирь возвращаться не захотели…
— Именно туда и хотели, да мы настояли…. Предложили в Москву, но они отказались. Вот и нашли им небольшую усадьбу в Ногинске, рядом с Москвой. Четыре комнаты. Приусадебный участок, небольшой сад…
— Зачем им столько комнат, — словно про себя пробормотал Чумаков, закуривая сигарету.
— Как зачем!? — удивленно посмотрел на него Зверев, и хлопнул себя по лбу.
— Вот, старый пень, совсем забыл, — укоризненно покачал головой Зверев, и полез во внутренний карман пиджака.
— Что это? — удивленно спросил Чумаков, принимая из его рук небольшой пакет.
— А ты вскрой, Володя, и ознакомься. А я пока пойду на кухню и приготовлю еще кофе…
Он вскрыл пакет и осторожно извлек из него находившуюся там фотографию. Он уже догадывался, что там его родители и брат. Внимательно вглядываясь в снимок, он с волнением рассматривал постаревших мать, отца. Но брата там не было. Рядом с родителями стояла незнакомая симпатичная женщина. Между ней и его матерью стоял лет девяти мальчуган… Вглядываясь в женщину, он неожиданно узнал а ней… Алену. В волнении он одним глотком допил кофе, и дрожащей рукой потянулся к новой сигарете, хотя старая еще дымилась в пепельнице. Он перевел взгляд на мальчугана, и неожиданно замер. Он увидел себя. Та же непослушная челка, те же огромные глаза. Хотя фотография была и черно-белой, он был уверен, что глаза у мальчугана голубые.
— Не может быть!.. — едва слышно шептали его дрожащие губы. — Не может быть… Да это же мой сын! — потрясенно оглянулся он в сторону кухни.
— В проеме двери стоял и наблюдал за ним улыбающийся Зверев.
— А кто в этом сомневается? — продолжая улыбаться, тот подошел к столику, и поставил свежие чашечки с кофе.
— Ну, медведь, раздавишь меня! — шутливо отбивался он, от радостных объятий обалдевшего от неожиданных вестей Чумакова.
— А фотографию-то верни, Володя, верни. Посмотрел и хватит. — Зверев взял фотографию, щелкнул зажигалкой и поднес к ней трепещущий огонек.
Чумаков молча наблюдал, как скручивается в пламени, то, что только что было фотографией. Вот от нее остался небольшой уголок, который был зажат в пальцах Зверева. Еще мгновение, и сгорев дотла, также, как и все остальное, он превращается в кучку пепла.
— Да, Володя, это твой сын, — Зверев снова опустился в кресло. — И живет Алена с ним у твоих родителей, вот уже четыре года. Почти сразу, как умерла ее мать. Твоя мать случайно увидела их в городе. Алену она знала и раньше. Помнишь, ты как-то приводил ее к себе домой?
Чумаков молча кивнул. На ресничке его дрожала слезинка.
— Увидев рядом с Аленой мальчика, она сразу поняла, что это ее внук… Вот так-то Володя.
— Как его зовут? — еле слышно прошептал Чумаков.
— Сынишку-то? — А Володей, как и тебя. Так сказать, Владимир Владимирович Чумаков.
Когда выпили еще кофе, который раз перекурили, первым нарушил молчание Зверев.
— Ну, а теперь, Володя, пора нам приступить и к деловой части нашей встречи. Он достал из кармана диктофон, скэллер, и все положил на стол. — Разговор у нас с тобой будет очень долгим…
Было уже далеко за полночь. Они долго говорили о прошлом, настоящем, будущем.
— Объясните мне, Игорь Михайлович, — с болью спрашивал Чумаков, что происходит? Как так могло случится, что страны, которая была великой державой, уже нет?
— Многое случилось, Володя, — с горечью покачал головой Зверев. — Распад начался уже давно, но мы, к сожалению, не придавали этому значения. А когда поняли, было уже поздно. Поздно поняли, что политики нас просто предали.
— Но почему?.. Почему получилось так, что видя, как предают страну, наше ведомство просто закрыло на это глаза? Почему ничего не предпринимали?
— Пытались, — грустно вздохнул Зверев, доставая из пачки неизвестно какую по счету сигарету. — Пытались, — повторил он, даже танки направляли на Москву. Но все, Вова, было бесполезно. Та система, в которой мы жили, и погубила страну. Она уничтожила саму себя. Она мешала нормальному существованию стране, которая была уже на грани деградации.
— Но зачем было ее разваливать?
— Ты же знаешь, кто ее развалил.
— Но вы же все молчали!..
— Володя, как ты не понимаешь, было уже поздно. Народ уже не принимал прежней системы. Вот и разбежались, чтобы через какое-то время всем снова собраться.
— Вряд ли, Игорь Михайлович, это произойдет быстро, да и мои «хозяева» едва ли согласятся на это, — вздохнул Чумаков, и откинувшись в кресле прикрыл глаза.
— Какая-то ерунда получается, Игорь Михайлович, — подал он первым голос. Зачем тогда нужен был Афган? Ведь мы там были, как представители великой страны. Мы гордились своей державой. Так что произошло со всеми нами? А как же наша присяга?
— Такие вопросы задают многие, — вздохнул Зверев. Но многие из нас так и не поняли, что мир очень изменился. Изменилось сознание людей, настрой всей страны. Дошло до того, — с горечью добавил он, — что стали доказывать, что ничего хорошего у нас не было, что вся наша история за последние семьдесят лет, ну, как бы тебе сказать помягче, одно дерьмо, что ли. Что нашими руководителями были маньяки Ленин, Сталин, Троцкий, или слабоумные дегенераты Хрущев, Брежнев, Черненко. Стали много говорить о репрессиях. Говорить, что едва ли не все население страны было стукачами, либо палачами… И пошло и поехало. Теперь уже дошло до того, что ввод войск в Афганистан назвали преступлением. А значит, и мы с тобой, Володя, уже не герои, а преступники. Вот ты говоришь, подняли бы дивизию и направили на Москву. Так любого генерала, кто принял бы такое решение, арестовали бы собственные офицеры… Ты просто многого еще не знаешь… И еще, Володя. Ты знаешь, что недавно заявил глава нынешней Службы внешней разведки Е. Примаков в интервью английской газете «Санди таймс»? — И не дожидаясь ответа, продолжил:
— Он заявил: «Если западные разведывательные службы прекратят свою деятельность в нашей
