ненавидели обвиняемого и желали причинить ему как можно больше страданий. После того как юноша отсидел несколько лет в тюрьме, были найдены доказательства его непричастности к убийству. Анализ ДНК показал, что это преступление совершил кто?то еще. И что любопытно, родители убитой отказались давать какие?либо комментарии по поводу этой ситуации. Еще удивительнее другое: когда вина преступника доказана, семьи жертвы могут занимать две радикально противоположные позиции по отношению к убийце. Одни — и таких, похоже, большинство — желают ему смерти, иногда родственники даже выражают готовность взять в руки шприц и ввести ему смертельную дозу яда в камере для казни. Несомненно, в их жизнь пришла Великая Скорбь, которая обернулась ненавистью. И кто вправе их обвинять? Как бы мы себя вели, если бы убили нашего ребенка? Я не знаю, как бы я себя в этом случае чувствовал и что бы делал. Но я молюсь за этих ожесточенных, сердитых и полных ненависти родителей.
Однако порой я встречаю иную реакцию. В какой?то момент мать или отец жертвы говорят о преступнике: «Я уже простил ему убийство моего ребенка». Это бывает редко и всегда вызывает у нас замешательство и удивление. Как может родитель простить то чудовище, которое отняло у него сына или дочь? Тем не менее это случается. 2 октября 2006 года безумный вооруженный убийца захватил аманитскую (аманиты — ветвь менонитов) школу в Пенсильвании и открыл огонь по школьницам, так что его пули поразили десять девочек, а затем покончил с собой. Пятеро из них умерли, пятеро выжили. Вскоре после трагедии аманитская община собралась и заявила, что прощает убийцу. В СМИ поднялся шум. Как они могут такое говорить? Телеведущие постоянно обсуждали это, но не находили внятных ответов. Хотя, несомненно, в данном случае прощение прямо связано с христианской верой общины аманитов.
Как бы развивались события, думаю я, если бы убийца остался в живых? Простила бы его тогда аманитская община? Могу предполагать, что простила бы. Стали бы они давать показания на суде над ним? Трудно сказать. Но большинство людей воспринимали это прощение убийцы как чудо.
В 1956 году пятеро американских миссионеров отправились в джунгли Латинской Америки в надежде принести Евангелие индейцам племени ваорани. Среди них были Нейт Сейнт и Джим Эллиот. Все пятеро были убиты индейцами. Об этом событии и особенно о том, что за ним последовало, были написаны книги и сняты фильмы. Рейчел Сейнт и Элизабет Эллиот, жены убитых Нейта и Джима, не стали вызывать полицию с подкреплением, чтобы та схватили индейцев и, возможно, казнила их. Вместо этого вдовы заявили о прощении убийц и даже отправились в джунгли, чтобы встретиться с ними. В результате те самые люди, которые лишили жизни пятерых миссионеров, с помощью двух вдов и их уже взрослых детей обратились ко Христу.
Вызов прощения
Какое отношение имеют подобные случаи к нашей жизни? Во многом «Хижина» написана именно о прощении, оно составляет ядро романа. И это не легкое прощение. В конце концов, дочь Мака похитил, изнасиловал и убил ужасный монстр. И Маку пришлось бороться (это еще слишком мягко сказано) со своими чувствами к убийце и к Богу.
Он также мучился тем, что не предотвратил трагедии. Его дочь похитили в тот момент, когда он был занят другим делом. Великая Скорбь Мака состояла и в неспособности простить. И это касалось не только убийцы. Беседуя с Богом, Мак постепенно увидел, что его духовные проблемы порождены тем, что он не простил своего отца.
Прощение — один из самых трудных поступков в нашей жизни, особенно когда речь идет о прощении тех, кто причиняет боль детям. Должны ли мы верить в то, что Бог простит тех, кто мучает и убивает детей, и впустит их на небеса? Да и захочется ли нам самим оказаться на таких небесах, где обитают эти люди? Подобные духовные вопросы задевают какой?то пласт примитивного сознания в нас. В нашем обществе нет худшего злодея, чем тот, кто мучает детей. Таких людей ненавидят даже преступники, сидящие в тюрьмах. Так один священник, получивший срок из?за сексуального совращения множества мальчиков, был убит в тюрьме вскоре после того, как туда попал, — и ни у кого не вызывает сомнений причина его смерти.
Большинство из нас не подняли бы руки на подобного злодея, но одновременно не слишком бы расстроились, узнав, что его избили или убили. Мы считаем их нелюдями, и потому допускаем, что они заслужили любого страдания. Как же мы можем допустить даже мысль, что встретимся с такими людьми на небесах? И что бы мы почувствовали, если бы это случилось?
В «Хижине» вполне серьезно задается вопрос о нашем духовном состоянии в те моменты, когда мы кого?либо ненавидим — хотя бы и мучителей детей.
Именно этот момент романа тронул меня особенно глубоко. Думаю, многие из нас знали когда?либо или сейчас знают таких людей, которые вызывают у нас омерзение, даже если мы утверждаем, что не испытываем к ним ненависти. Мы даже можем сказать: «Ну, я давно простил этого человека». Однако в глубине сердца мы продолжаем носить ядовитую горечь, обиду и ненависть к нему. Это свойственно людям. Но это плохо и неправильно. «Хижина» заставляет нас встретиться с этой проблемой и выбрать добро, которое дается нелегко. Это вызывает у нас неприятные чувства. Даже если мы, в отличие от большинства людей, не испытываем ненависти ни к одному человеку, автор «Хижины» задает нам вопрос, как мы относимся к тем, кто соблазняет и убивает детей. Хотим ли мы, чтобы Бог спас таких людей и позвал их на небеса?
Когда прощение перестает быть теорией
Я не думаю, что история моей жизни уникальна. Она отличается от других лишь конкретными деталями. Мой отец не причинял мне физической боли, но он мастерски наносил мне эмоциональные и духовные раны. Он жил двойной жизнью. Многие видели в нем только хорошего пастора, не подозревая о другой жизни, которую я мог наблюдать ежедневно. После того как мой отец попал в тюрьму, эти люди не желали слышать о том, что он их обманывал или что я много претерпел от его жестокости.
Когда мне было двадцать пять, я столкнулся с этой его тайной второй жизнью. Посещая семинарию, я был подле него младшим пастором. Как и многие другие люди, глядя на его жизнь и служение, я сталкивался с такими вещами, которые вызывали недоумение. Однако мой отец пользовался почетом, и было трудно себе представить, как
можно сомневаться в безупречности этого служителя Бога. И вот однажды, октябрьским вечером, он позвонил мне из другого города, куда он отправился на конференцию служителей церкви. Оказалось, что он был арестован. Я провел весь вечер на телефоне, и мне удалось добиться его освобождения, после чего мы договорились, что никому не будем рассказывать о данном инциденте. После этого он попросил меня оставить место младшего пастора из?за того, что я знаю его тайну. Я был этим раздавлен, и в моем сердце начала расти обида. Я не ушел с этого места до окончания семинарии, и отец презирал меня за то, что я знаю о нем слишком много. Несколько лет спустя, когда я затеял разговор о его жизни, он обрушился на меня с проклятьями.
Перечитывая предыдущий абзац, я вижу, что отразил только вершину айсберга моих трагических взаимоотношений с отцом. Это долгая и мерзкая история, которая повергает меня в грусть. Но в ней нет ничего уникального. Я мог видеть, что множество обычных людей носят в себе память о ком?то, кто ранил их настолько сильно, что они вовсе не захотели бы встретиться с этим человеком на небесах. Ожидаю ли я момента встречи с моим отцом на небе? Я много лет мучился этим вопросом. Он умер, так и не помирившись со мной. И я должен честно признать, что его смерть была для меня великим облегчением.
Надо ли говорить, что мне нетрудно отождествить себя с Маком. Конечно, маньяк причинил Маку, его дочери и семье куда большее зло, чем мой отец мне. Я не хочу сравнивать. Однако читая роман, я мог сочувствовать Маку с его болью, которую причинил ему сначала его отец, а потом убийца.
