— Обварил руку. Правда, через пару дней я добился его освобождения.
Вельможа улыбнулся.
— А ты ничуть не изменился… справедливый кшатрий Амритодана.
— Скажу тебе правду: здесь в Бенаресе мы беспомощны, как коровы, у которых привязаны телята, — глухим голосом сказал начальник слоновника. — Что случилось в долине Ганги за последние полгода? Раджа Магадхи треплет царство ангов, как волк — овцу; раджа Вайшали готовится к бою и окунает свой меч в смесь из жертвенной крови и слоновьего молока; раджа Кошалы отстроил крепость и высматривает слабых соседей, как ястреб, парящий кругами… И в это время раджа Бенареса советуется со жрецами, какие кольца носить, чтобы уберечься от злых сил, и собирается совершить возлияние масла из двух тысяч сосудов!
— Клянусь Индрой, откуда такая щедрость?!
— Видишь ли, ему приснился ребенок, скрытый в тайной пещере.
Гость отправил в рот сразу три свернутых листа бетеля.
— И что сказали жрецы? — спросил он, жуя.
— Первый жрец-толкователь предположил, что ребенок — это великий воин, который пока скрыт от мира, но вскоре явится на помощь Бенаресу и обеспечит ему победу. Второй толкователь возразил, что ребенок — это сам правитель Бенареса, а пребывание в пещере означает тайное возрастание могущества и славы раджи. Первый толкователь тут же согласился со вторым, дескать, его слова следует понимать иносказательно: конечно же, другого великого воина, кроме раджи Бенареса, нет и не может быть в Арьяварте… Но это еще не все. В следующем сне раджа оказался в дремучем лесу, где ему встретился голый мальчик, оседлавший льва. Толкователи объявили в один голос, что сон очень благоприятен, ибо мальчик — это сам раджа, а лев с царственной гривой возвещает грядущее величие Бенареса. В третьем сне на мальчике было дхоти, и он преспокойно спал на ветке баньяна. «Дитя ходит нагим, но потом надевает повязку, а царство, повзрослев, облачается в одежды державы, — сказали толкователи. — Твое царство, о раджа, будет великим и сильным, подобно многорукому баньяну из твоего ночного видения. Ветви баньяна — это жертвоприношения, совершаемые нами, брахманами, и каждая из ветвей поддерживает тебя на троне». После столь обнадеживающих знамений раджа обнародовал указ, вдвое увеличивающий число ежегодных праздников, наградил брахманов шелковыми одеждами и вознамерился совершить возлияние масла, какого еще не знали боги.
Вельможа уже хохотал, держась за бока и брызгая во все стороны красной от бетеля слюной. Глядя на него, Амритодана тоже начал смеяться.
— Ты тоже ничуть не изменился, Дхота, — сказал он.
Они помолчали.
— Знаешь, брат, раджа Шуддходана мог послать меня за цветком удумбары, но я бы не сошел с места, — заговорил Дхота, вытирая ладонью губы. — Кровью клянусь, я никогда не прискакал бы умолять тебя о помощи, если бы стране Шака не угрожала беда.
— О, бык! Что еще за беда?
— Сын Прасенаджита по имени Видудабха. Он будет косить врагов, как прошлогодний тростник.
— Видудабха угрожает славному городу Капилавасту? Да неужели? Кажется, ты обнаружил крокодила в чашке воды?
— Но это правда, брат. Кошала наводнена нашими лазутчиками. Кстати, ты знаешь, что Видудабха сын шакийской рабыни?
— Первый раз слышу. Мне говорили, его мать — дочь кшатрия Маханамы из Капилавасту.
— Его мать — дочь кшатрия Маханамы и простой рабыни. Она низкого происхождения. Когда раджа Прасенаджит решил породниться с шакьями, у нашего старшего братца взыграла родовая гордость. Как- никак, шакьи еще никогда не отдавали своих дочерей за кошальцев. Гонцы были настороже, но их провели, заставив поверить, что девушка ела с одного блюда с отцом, а значит, кровь ее чиста. Теперь обман раскрылся, и Видудабха решил отомстить шакьям.
— Ну, до этого еще далеко. Пока еще на троне Прасенаджит, и он угрожает не Капилавасту, а Бенаресу.
Маленькие глаза Дхоты сверкнули.
— Так ты не знаешь? Раджи Прасенаджита больше нет. На троне Кошалы — раджа Видудабха.
— Как? — вздрогнул Амритодана. — Этот раб стал раджой?
— Ты слышал, что военачальником у Прасенаджита был Бандхула? Этот человек имел знак лотоса на пятке и потому считался непобедимым, хотя ни разу не ходил в битву. Боясь его растущей власти, Прасенаджит умертвил Банд хулу и поставил во главе войска Дигху. Но он не знал, что Дигха — дальний родственник казненного…
По словам вельможи, все случилось мгновенно. Дигха вошел в покои раджи — якобы для доклада. В руках новый начальник войска держал блюдо с листьями бетеля, под которыми он схоронил короткий меч. После нескольких сильных ударов Прасенаджит свалился за трон. На следующий день жрецы возвели на престол Кошалы наследного принца Видудабху.
Выслушав этот рассказ, начальник слоновника встал и в задумчивости прошелся по комнате, держась за поясницу рукой. Гость внимательно наблюдал за ним.
— У тебя, кажется, боли в спине?
Амритодана поморщился и не ответил.
— И что же теперь, брат? — спросил он, останавливаясь перед Дхотой. — Они не пойдут на Бенарес?
— Увы. Видудабха не отменил поход, ведь путь войску указан священным конем. Армия уже собирается у южных окраин Шравасти. Недели через три, как и было задумано Прасенаджитом, Видудабха двинется на Бенарес со своими слонами, колесницами, пешими и конными воинами. Потом он поднимет знамя военного похода на землю шакьев. Поэтому я прошу тебя, брат: вернемся в Капилавасту. Шакьям нужны твой меч и твои кшатрийские навыки.
— В том, что радже подсунули дочь рабыни, моей вины нет.
— Не время вспоминать старые размолвки. Да, Шуддходана виноват, и он признает это.
— Нет, Дхота, я не поеду.
— Но почему? Мы разобьем их армию, как брыкающаяся корова — глиняный горшок!
— А почему бы Шудцходане не послать войско на помощь Бенаресу?
— И оставить Капилавасту без защиты? Раджа на это не пойдет.
Начальник слоновника пригладил усы.
— Раджа Шуддходана волен поступать, как ему угодно. Я же не сделаю и шагу из Бенареса.
— Но пойми, меднолобый: Бенарес тебе не спасти!
— Знаешь, Дхота… Если бы эти слова произнес кто-то другой, я развернул бы его туда, откуда он пришел, и дал ему хорошего пинка.
Посланец шакьев рассмеялся, но смех его был невесел.
— О, узнаю брата Амритодану, узнаю его храброе сердце, словно бы покрытое волосами… Однако скажи на милость, как ты намерен сражаться — с вашим-то сновидцем-раджой? Разве ты не знаешь, что при виде правителя, терзаемого страхом, все разобщаются — и советники, и воины, и все подданные? А ваши кшатрии? Проезжая по городу, мне казалось, что они думают только о пышности усов и бород!..
Дхота заговорил о слабости укреплений Бенареса, о недостаточной высоте глинобитных стен, о малочисленности войска, о грозных осадных машинах, о силе кошальской рати. Амритодана оставался невозмутим, словно эти убедительные доводы значили для него не больше, чем сотрясение риса в решете.
— Здесь есть воины, которые думают не только о пышности бород, — заметил он. — Как-то я сказал сыну, что любовь к родине проникает плоть, жилы и кости. Теперь моя родина — Бенарес. Пока птица жизни не покинула гнездо моего тела, я буду защищать этот город.
— Но как ты собираешься его защищать?!
— Ловить ядовитых змей и сажать их в корзинки. Готовить глиняные банки с растительным маслом, которое хорошо горит. А потом сбрасывать все это со стены на головы кошальцам.
— Они сломают ворота.
