своих детей нет. В 37 году меня просит быть восприемницей старый знакомый моего отца, эконом в купеческом клубе, Рассказов. Муж ворчит: «Эти крестины побольше 15 р. будут стоить, как в эти два года у Данилы…» Я упросила его, мне так трудно отказывать бедным и добрым людям. Крестил со мною помещик Кроткое и, быв давно знаком с мужем, просил позволения как кум приехать к нам в дом. Тут и другие напросились: Н. М. Болтин, тоже помещик, известный игрок, купец Хрусталев (у него была фабрика орденских лент). Муж назначил день, а я пригласила несколько знакомых дам. Был приготовлен завтрак и обед. Кавалеры приехали раньше, и кум привез мне не помню какую-то вещицу на туалет и большой синий флакон с духами. Вот этот-то флакон и служит мне каждый день уже 50 лет! Позавтракав, мужчины сели за карты. Кроткое просил позволения взять меня в половину — я согласилась. Они играли в преферанс по четвертаку. До обеда игра шла очень хорошо и мы были в выигрыше. После обеда я сижу с дамами в гостиной, приходит муж и говорит: «Ну, брат, смотри! Они после преферанса сделали расчет и на ваши выигранные деньги начали метать банк». Я пошла к ним… посмотрела и шутя сказала: «Господа! Вы начали другую иг-РУ, там я рисковала десятками рублей, а теперь рискую сотня-М Заранее прошу извинить, если проиграю, то расчеты после бенефиса». Я возвратилась к барыням, а не более как через час бежит муж и говорит: «Ну, слава Богу! Тебя отписали!» — «Что это значит?» — «А то, что Кроткое много выигрывает, и они сказали ему без церемоний: «Послушай, Кроткое, нам невыгодно так продолжать. Мы с тобой играем каждый вечер и завтра же, даже сегодня в клубе, можем вдвое с тебя выиграть. Зачем же мы обидим Пр. Ив.? А если ты еще больше выиграешь, то с нее мы не будем иметь возможности возвратить деньги». Кр. согласился, спросили у мужа позволения, и он с удовольствием дал его. Пришел мне сказать, еще не зная цифры, сколько я выиграла… Вскоре входит Н. М. Болтин и говорит: «Я ваш должник! Завтра буду иметь честь представить 1200 руб. ассигн.». Признаюсь, мне это было очень приятно не столько по отношению денег, как потому, что я объявила моему супругу, что эти деньги я выиграла на будущих крестников и чтобы он не смел мне запрещать крестить!.. Да вот с тех-то пор и крещу без удержу с лишком 50 лет, и у меня уже давно насчитывается третья сотня. Прибавлю еще, что мой кум выиграл в этот вечер 14 тыс. Но уж зато как противно смотреть на них, когда они играют: бледные… беспрестанно меняют карты, пьют шампанское и ничего не говорят, кроме неприятных восклицаний. У нас в доме это побоище было первый и последний раз! На другой день я своими руками перекидала в печку все карты и решила, чтобы у нас никогда этого не было.
Если не было еще мною упомянуто, то теперь впишу. В детстве я видала между приезжающими господами смотреть наши школьные спектакли А. А. Алябьева, известного композитора, который написал прекрасный романс «Соловей мой, соловей», и Шатилова. Помню, что они очень ласкали, хвалили нас и просили у директора позволения сделать нам подарки. Прислали нам на платья гро-денапль[41], мне голубого, а Карпаковой розового. Мы были очень счастливы! И потому более других огорчились постигшим их несчастьем. Говорили, что за картами они поссорились с кем-то из играющих и, бросив в него бутылкой, попали в висок и убили до смерти. Всех играющих посадили в тюрьму, и далее я об них не слыхала.
Вот с этих-то лет и Ил. Вас. наметил меня и начал более других ласкать меня, обо всем выспрашивать и так вкрался ко мне в доверие, что я, как дедушке, говорила ему обо всем откровенно. А он, как будто жалея меня, с огорчением передавал, что слышал или видел, как Щепин ухаживает за хорошенькой барышней Ал. Серг. Титовой, живущей у Ан. Ив. Анненковой, и за другими. Словом, этими злопридуманными речами он успел если не погасить, то покрыть каким-то туманом мою любовь к первому предмету моей школьной страсти. Да, года через два после свадьбы нам пришлось объясниться, узнать проделки супруга моего, но было уже поздно. Мы остались любящими друзьями. Я советовала ему жениться, и он, не любя, выбрал по рассудку побочную дочь П. С. Мочалова и был с ней по возможности счастлив! Однако давно пора ухватиться за прерванную нить.
Итак, речь началась о том, какую страсть напускал мой муж на моих родителей и на других. Я упоминала о Нат. Ив. Ушаковой. Ее мать, Сабина Ивановна Хил-кова (полька), так любила и баловала ее, что другого примера я не видела в моей жизни. И это потому что Нат. Ив. имела несчастье родиться косой. Мать не была в этом виновата, но, как бы желая вознаградить недостаток природы, она обожала эту дочь и исполняла все ее желания. Другая дочь, Александра Ивановна, — красавица! И что же — ее мать не любила, как бы боясь уделить частичку для меньшой и огорчить старшую, но это фантазия матери. Н. И. никогда не завидовала сестре. Когда Н. И. вышла за Ушакова и все-таки жила у родителей (у них прекрасное имение под Владимиром), тогда поторопились и выдать меньшую, чтобы не было близко такого сильного контраста. К счастью, у Ал. Ив. был хороший муж, и она была счастлива. Вот этой избалованной Н. И., которая давно восхищалась моим талантом, непременно вздумалось познакомиться со мною ближе. Тогда муж ее вышел в отставку и они переехали на жительство в Москву. Всем распоряжалась мать, и они получали 40 тыс. ас-сиг, годового дохода. Меня не только Нат. Ив., но и все семейство очень полюбило; часто и с мужем я бывала у них, но они его не жаловали. Старик кн. Иван Михайлович Хилков не мог, чтобы не влюбиться в меня! А я вообще не терпела пустого волокитства, а от женатых бежала, как от огня, и всегда умела их отваживать. Видя нежности князя и получая от него чувствительные стихи, вроде следующих:
(
Напрасно говорят ей, ей, Что верить чудесам постыдно: Что нынче уж чудес не видно, Что это сказки для детей.
Я не дитя — в том все согласны, Но, право, верю чудесам, И как не верить мне глазам, Когда предметы чисты, ясны.
Я Пашу знал в семнадцать лет: Она была мила, прекрасна, И я в нее влюбился страстно! Но в этом чуда еще нет.
Потом она меня встречает, Когда ей было пятьдесят, А в эти лета, говорят, Вкруг нас амур уж не порхает.
Так вот, напротив: к Паше я Пылал любовью нежной, страстной, Как к девушке младой, прекрасной, Но тут она сожгла меня.
Теперь вы сами рассудите, Могу ль не верить чудесам, Не верить сердцу и глазам. И чудо ль это, нет — скажите.
(Князь Иван Михайлович Хилков)
Я сказала это княгине, прибавив, что если так будет продолжаться, то я принуждена буду прекратить мои посещения. Княгиня засмеялась и сказала: «Душенька, я давно это вижу и хотела вас просить: не обращайте внимания на его ухаживания, будьте как всегда любезны с ним, не огорчайте старого ребенка». — «Да, когда я не слушаю его объяснений, он плачет!»— «А вы в душе посмейтесь, а его с кроткостью побраните». Так я и поступала, и дела приняли прекрасный оборот. Ему только бы глядеть на меня и вздыхать. Поэтому, когда я бывала у них, то между большой семьей я старалась быть среди всех, а в деревне, где я прогостила 6 недель, моя зашита была в картах: я с ним играла в преферанс. Он мною любовался через стол, а я должна была записывать цифры за себя и за него, поэтому хорошо выучилась писать цифры от себя. Играли, конечно, на шереметьевский счет. Кстати, надо рассказать последствия моего там пребывания. Не буду говорить, как меня, особенно в деревне, угощали, кормили: бывало, в простом разговоре княгиня выпытывает, что я больше люблю, и на другой день — все это на столе. Раз как-то я посмеялась поговорке «в густых сливках ложка стоит». Смотрю, утром мне подают особенный горшочек со сливками и серебряная ложка в нем стоит незыблема.
Князь был страстный охотник; у него были разные собаки, егеря и все принадлежности охоты. Раз уговорили меня ехать с ним за зайцами. Мы с Нат. Ив. поехали в коляске, мужчины верхом. Очень весело было слушать издалека звук рогов, крик, лай собак… но охотникам показалось этого мало: князь приказал загнать зайца прямо к нашей коляске, и тут его, бедного, затравили!.. Это последнее удовольствие так мне не понравилось, что я навсегда отказалась от повторения.
Поездка моя с ними в деревню устроилась то время, когда я оставила театр и уже возвратилась из Петербурга. Хилковы воспользовались этим временем и упросили мужа отпустить меня на неделю, много на две, он согласился, и мы все обрадовались, что там нам всем будет жить хорошо! Княгиня усердно занималась хозяйственными делами, счетами, расчетами… Князь ничего не знал. И так мы прожили вместо двух — шесть недель. Понятно, что я не была в этом виновата. Но мой супруг из себя вышел, запретил мне
