собственными глазами, и, хоть и решив, что сейчас — самое лучшее время для разговора о случившемся в Нью Йорке прошедшей весной, он медлит, он никак не может собраться с силами, он не должен этого делать, он не сделает этого, и так выходит, он не будет вовлекать Сесиль, чтобы донести эту историю до ее матери, он сам пойдет к Хелен, и это лучшее решение, самое честное решение, и если при этом он даже и не добьется ничего, все равно — он не должен и не расскажет Сесиль ничего.
Колдовство ушло. Уокер смотрит на нее, качает утвердительно головой и улыбается ей короткой извинительной улыбкой. Прости, говорит он, я просто задумался.
О чем-то важном?
Нет, совсем нет. Я вспомнил ночной сон. Ты знаешь, как это бывает после пробуждения. Твое тело проснулось, а сознание все еще там, в постели.
Так ты не злишься на меня за то, что я пришла?
Совсем нет. Я рад, что ты пришла.
Я тебе нравлюсь, хоть чуть-чуть, да?
Это что за вопрос?
Ты думаешь, я некрасивая или страшная?
Не говори глупостей.
Я знаю, я некрасивая, но я и не уродина, да?
У тебя замечательное лицо, Сесиль. Деликатное лицо с красивыми, живыми глазами.
А почему ты никогда не прикасался ко мне и не пробовал поцеловать меня?
Что?
Ты слышал меня.
Почему? Я не знаю. Потому что я никогда не хотел просто использовать тебя, я полагаю.
Ты думаешь, я девственница, да?
Сказать честно, я вообще не думал об этом.
А я — нет. Чтобы ты знал, я уже не девственница и никогда уже не буду.
Поздравляю.
Это случилось прошлым месяцем в Бретани. Его звали Жан-Марк, и у нас было три раза. Он хороший человек, Жан-Марк, но я его не люблю. Ты понимаешь, о чем я?
Вроде.
И?
Дай мне немного времени.
Это что-то значит?
Это значит, что я все еще по уши влюблен в кого-то из Нью Йорка. Она порвала со мной прямо перед моим отъездом в Париж, и я все еще не отошел от этого, все еще пытаюсь как-то все это прожить. Я не готов ни к чему такому прямо сейчас.
Я понимаю.
Хорошо. Все становится гораздо проще.
Не проще — гораздо сложнее. Но ничего не изменится в самом конце.
Да?
Когда ты меня узнаешь получше, ты увидишь, у меня есть одно особое качество, чем я отличаюсь от всех остальных.
И что это за качество?
Терпение, Адам. Я самый терпеливый человек в мире.
В субботу, решает он. Хелен не работает. У Сесиль пол-дня учебы, и потому суббота — единственный день в неделе, когда он сможет пойти на квартиру Жуэ, зная, что там только одна Хелен. И он решает устроить встречу сейчас же, чтобы поговорить с ней, пока Борн все еще в Лондоне, и только сейчас нет никакого риска, что Борн может войти к ним прямо на середине разговора. Он звонит Хелен в клинику. Он говорит, что хочет поговорить с ней о чем-то важном о Сесиль. Нет, ничего страшного, говорит он, скорее наоборот, но ему нужно поговорить с ней, и будет лучше для всех, если Сесиль не будет присутствовать при разговоре. Тогда сама Хелен приглашает его прийти в субботу утром к ним на квартиру. Сесиль будет тогда в школе, и если он появится около девяти утра, они смогут закончить разговор до ее прихода. Что Вам приготовить? спрашивает она. Кофе или чай? Круассаны, бриоши или тосты? Кофе и тосты, говорит он. Йогурт? Да, йогурт будет как раз. На том и остановимся тогда. Он придет на завтрак в субботу утром. Голос Хелен услужлив, полон приветливости и соучастия; и Уокер меняет свое мнение о ней по окончании разговора. Похоже, она замкнута только с незнакомцами, но после какого-то времени она перестает быть навзводе и начинает выказывать ее истинные качества. И они все более и более нравятся ему. Хелен, очевидно, неплохо относится к нему, и, честно говоря, он к ней — тоже. Все больше поводов избавиться от Борна и чем скорее, тем лучше. Если это возможно. Если у него получится убедить ее.
Rue de Verneuil, субботнее утро. Первые полчаса Уокер говорит о Сесиль, пытаясь успокоить волнения Хелен из-за чувств дочери к нему и убедить, что ситуация не такая уж и отчаянная, как она могла подумать. Он рассказывает ей о разговоре с Сесиль в четверг (умолчав, что состоялся утром, когда она должна была быть в школе) и говорит об открытости их отношений. Сесиль знает, что его сердце все еще не здесь, что он все еще переживает разрыв с кем-то в Нью Йорке и совершенно не в состоянии начинать новые романтические отношения ни с кем.
Это правда, спрашивает его Хелен, или Вы просто придумали это, чтобы не обидеть ее?
Я не придумал, говорит Уокер.
Бедняжка. Трудное время для Вас.
Да. Но это не значит, что я не заслужил этого.
Не обратив внимания на загадочную фразу, Хелен продолжает: А что она сказала, когда Вы рассказали о Вашей… ситуации?
Она сказала, что поняла.
И это все? Не было никаких сцен?
Нет. Она была очень сдержанна.
Поразительно. Совсем непохоже на нее.
Я знаю, внутри — она вся натянута, мадам Жуэ, я знаю, она чувствует себя очень ужасно, но она — поразительный человек; и мне кажется, она гораздо сильнее, чем можно предположить.
Это, конечно, лишь Ваше мнение, но я хотела бы надеяться, что Вы правы.
Еще одно, и это будет Вам интересно, Вы сказали мне, что у нее нет никакого опыта общения с мужчинами — это неправда.
Надо же. И где у нее приключился этот опыт?
Я и так сказал слишком много. Если хотите знать больше, спросите сами у Сесиль. Я не шпион, в конце концов.
Я бестактна. Вы абсолютно правы. Простите за этот вопрос.
Я хотел сказать, что Сесиль взрослеет, и, похоже, Вы должны принять это. Вы не должны больше так беспокоиться о ней.
Это невозможно — не беспокоиться о ней. Это моя работа, Адам. Я беспокоюсь о Сесиль. Я беспокоюсь о ней всю мою жизнь.
[После слова
