особо важным делам (их акции выросли). Первый допрос у него был коротким. Или Колесов не понял адвоката, или он так и не предупредил его, но первый допрос закончился сюрпризом – следователь записал его анкетные данные и вызвал оперов. При их появлении вручил ему постановление об обыске. Колесов подрастерялся.
Естественно, дома ничего не было, деньги (доллары) он передал на хранение Бондареву, все бумаги, в том числе записные книжки – сыну. И все-таки – обыск, приключение жизни. Два опера и он спустились во двор. В машине старший из них сказал:
— Валентин Иванович, вы не беспокойтесь, мы проведем формальный обыск, без понятых, только составим протокол.
Все так и было. В квартире опер сразу же сел за стол, написал протокол на десяток строчек с заключением: «В ходе производства обыска ничего имеющего отношения к делу обнаружено не было». И только по записи в протоколе он понял, почему лицо опера показалось знакомым. Это был злодей Петренко! Очевидно, от волнения не узнал его. Из протокола также понял, что постановление на обыск выдал еще предыдущий следователь Штурский.
После первого допроса следователь не вызывал его два месяца, допрашивал других. Он освободил Нура, просидевшего в итоге 40 суток. Он отменил постановление об аресте имущества завода и применил свою собственную находку. Всем известно, что такое вещдок – вещественное доказательство преступления, тщательно оберегаемое операми и следователями. Это могут быть ножи, пистолеты, волосы, кровь и т. п. Следователь внес новое слово в криминалистику – он объявил вещдоком Механический завод. Целиком. Правда, без перемещения его в камеру хранения вещдоков. Цель та же, что и у Штурского – запретить продажу завода на время следствия. Талантлив русский человек – хитер на выдумку.
Колесова попросили подъехать в фирму адвоката. В назначенное время адвоката на месте не было, он вышел подождать на улице. Подошел Нур – они впервые встретились после его освобождения.
— Адвоката нет, подождем.
— Его не будет, это я просил встретиться.
Пошли по тихой улочке. После паузы Нур спросил:
— Ну и что вы об этом думаете?
— Что думаю – подставил нас Балуев с этой подставной фирмой, с «Гаммой».
Помолчав, Нур сказал:
— Да, можно было со своей фирмой заключить договора.
Поговорили о разных деталях «дела». О тюрьме он сам не рассказывал, Колесов не расспрашивал. Говорил Нур медленно, с паузами.
— Как жена?
— Да ничего. Я ей все рассказал.
— Зачем, глупость какая, столько усилий, чтобы скрыть…
— Да нет, нормально. Она сильный человек.
В тюрьме у Нура болели зубы, ноги. Нагнувшись, он приподнял штанину, поправил на ноге спавшие бинты. У Колесова сжалось сердце (опять литературный слоган, а как еще сказать?)
Через месяц у жены Нура произошел выкидыш на шестом месяце беременности.
Юрист Николаева, обсуждая с Колесовым и своим сотрудником одно из событий по «делу», мимоходом сказала:
— Это было тогда, когда из-за вас Нура посадили.
Прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Ничего он на это не сказал. Сказал бы в молодости, когда обида пересиливала разум. А теперь оставалось только навсегда запомнить слова железной леди, да несколько дней беседовать с внутренним голосом: дескать, не нанимался я на должность зитц- председателя Фунта («ах, как я сидел при нэпе»).
Сдержался еще и потому, что всегда относился к Николаевой с большим уважением. Прекрасное сочетание способностей, знаний, настойчивости и трудолюбия – даже многовато для молодой и красивой. Она победила в схватке с Левитиным – нашла нужные юридические ходы. Успешно работала на других объектах.
У Балуева созрело решение. В конце года он подписал приказ по фирме и уехал в отпуск. На другой день Николаева зачитала приказ. Власть переменилась – она была назначена заместителем директора. Все существовавшие оклады отменены и заменены на минимальную ставку для любого сотрудника в размере 50 долларов, выше этого – по результатам работы. Долго, полтора года фирма держалась после финансового обвала (дефолта) 1998 года. Но сколько веревочке не виться, а концу быть. Зарплата ведущих сотрудников уменьшилась в десять и более раз. На следующий день большая часть старых кадров – молодых менеджеров – уволилась. В том числе отстраненный заместитель, его коллеги по Механическому заводу – автор плана продажи, помощник Нура по делу о банкротстве и другие. «Национал-сионист» остался. С учетом принятых Николаевой новых сотрудников-шатенов Колесов потерял почетное право называться нацменом.
Всем сотрудникам предложили подписать трудовые контракты. Он не спешил, Николаева раздраженно торопила. Дело было в конце года, когда «дела» еще не было.
Позвонил Бондареву, по его совету решил – контракт не подписывать. Как же он оказался прав! Какая роскошная формулировка была бы в постановлении о возбуждении уголовного дела – управляющий заводом, он же сотрудник антибанкротной фирмы, совместно с другими сотрудниками этой фирмы, используя служебное положение и т. д. и т. п.!
Есть мнение: недостатки человека – продолжение его же достоинств. Вероятно, настойчивость и упорство Николаевой плавно переходили в суровость и властность. На одной из очередных встреч в фирме адвокат так обратился к Николаевой:
— Мне 40 лет, я – директор юридической фирмы, много лет работаю в этой сфере. Я предупреждаю вас, что после нашего последнего разговора, после ваших оскорблений, я прекращаю всякие отношения с вами. В мои обязанности входит только защита их двоих.
Он показал на Нура и Колесова. Последний растерянно залепетал:
— Господа, давайте жить дружно.
Так он был отомщен (если бы ему это было нужно).
Завод продали в июне 2000 года. Ильин подготовил и провел аукцион. Андреев купил завод за миллион долларов. Других покупателей не было. Правда, впоследствии следователь ядовито отмечал, что кого-то отмели из-за неправильно оформленных документов. Так это же такая технология. Недовольные могли бы протестовать, но таковых не оказалось. Продажа была условной – завод оставался вещдоком, поэтому оплата и передача завода новому хозяину откладывались до снятия запрета на продажу.
Ильин продолжал руководить заводом. Бедова отправили в административный отпуск (по совету Колесова, дабы не давать повода для бунта). Ильин направил заявление в районную милицию, просил возбудить уголовное дело на Бедова, который вроде бы смошенничал – продал автокран, а деньги присвоил.
— Что-то не верится, — говорил Колесов, — он слишком труслив для таких дел.
Дело возбудили, нервы потрепали. Может быть, это тоже входило в технологию…
А люди Андреева энергично занимались производством: появились заказы, выплачивалась зарплата. Теперь мог прозвучать глас народа.
Ильин подготовил проект ходатайства трудового коллектива, обсудил на совещании руководителей завода, те обсудили в коллективе. На собрании голосовали бюллетенями. За – 93 %, против – нет, воздержались – 7 %. Высший класс!
«Недаром я симпатизировал Ильину, родственная душа. Текст такой, как будто я его писал…»
Вот цитаты: народ сетует на то, что «тяжелое экономическое положение завода создалось из-за того, что ЗАО «СевЗапмаш» – победитель торгов на право покупки завода – до сих пор не может стать собственником предприятия, так как действуют запреты на его продажу, наложенные в связи с расследованием уголовного дела, возбужденного после наших обращений с требованиями проверки обстоятельств, связанных с банкротством завода. Подписывая эти обращения, мы в своем большинстве безоговорочно верили бывшему руководству завода и слухам о том, что наш завод собирается прибрать к рукам «с темными намерениями» одна из преступных группировок СПб, внешние управляющие Колесов и
