– Здесь она, – решил он, морщась от боли. – Что-то неладно. Передавала, что будет ждать в городе. В яме держат. Зачем?
Уперся горбушкой в люк, надавил до хруста в костях, и крышка откинулась. Ящик опрокинулся, из него змеями полезли просмоленные канаты. Рулевой в ужасе застыл на мостике, глядя на растрепанного колосса, что, пригнувшись и напружиня ноги, стоял на палубе, озирался зверем, и лунные волосы болтались на вздрагивающих плечах.
– Белый остров где? – хрипло спросил мастер.
Рулевой с испуга не ответил, а лишь молча указал за корму. Там, казалось, совсем близко лежало на освещенном море длинная и плоская черновина. Где-то там же, рядом поблескивал тусклый огонек маяка.
– Поворачивай! – рявкнул Лог и в два прыжка оказался на мостике. Рулевой скатился на палубу, бросился в средний трюм, грохоча деревянными башмаками по крутым ступеням. Лог крутанул руль, и триера стала медленно разворачиваться носом к острову. В это время на палубу выбежала встревоженная Опия. Следом поднялись двое рулевых и капитан в красной феске. Они остановились за спиной гетеры плечом к плечу, а она направилась к мостику. По пути наступила сандалией на край длинного плаща, оборвала серебряную фибулу. Пряжка, будто маленькая луна, долго катилась по палубе, сорвалась за борт и там погасла. Опия взошла на мостик, положила ладонь на рукоятку штурвала.
– Ты не оценил моего поступка, Лог, – укоризненно заговорила она, глядя на огонек маяка, теперь мигающий строго по носу триеры. – Я не сделала с тобой того, чего могла бы и чего от меня хотели. Зачем правишь к своему печальному, от которого я чуть было не увезла тебя. Боги свидетели! Я хотела стать рабой господина моего сердца! Еще не поздно. Направь судьбу свою в счастливую сторону, руль от нее в твоих руках. В Афинах ты станешь великим скульптором, и мастерство твое засияет достойно рядом с гением Поликлета! Я богата и все отдаю тебе. Ничего не прошу взамен. Только быть рядом. Нет! Еще хоть лучик твоей славы пусть будет сиять мне, и с меня довольно станет его тепла.
Она всхлипнула, с надеждой и ожиданием заглядывая ему в лицо. Лог не отвечал, не разжал стиснутых зубов, не бросил на нее даже косого взгляда. Глаза Опии заблестели, набухли слезами. Все плыло и качалось перед нею. Она обхватила Лога, сползла на доски мостика, гладя его крепко расставленные ноги. Ветер, пропадавший где-то, внезапно вернулся. Теперь он налетел с берега, сморщил и смял выглаженное море, подхватил с палубы гетерин плащ, расправил в полете и распял на канатах.
– Видишь, ветер и тот нам попутный! – крикнула Опия и зарыдала, обхватив ноги мастера.
Капитан что-то крикнул внутрь трюма, и весла, до этого слаженно врезавшие воду замерли. С лопастей в море сцедились светлые струйки, и весла втянулись внутрь. Триера сразу остановилась, закачалась на светлых волнах. Поправив на голове феску, капитан подошел к мостику. Глядя снизу вверх на Лога, сказал: – Мое дело – быстрее доставить в Афины собранные в Ольвии деньги. Сейчас поставим паруса и побежим быстро. Я не могу высадить тебя на этот остров. Такого уговора не было. – Он посмотрел на Опию. – Путь она оплатила до Пирея.
Лог бросил руль, шагнул с мостика. Гетера протащилась за ним до ступенек, оторвалась и осталась лежать на настиле, слепо ловя мастера.
– Рабы не выгребут против ветра, устали, – отступая с пути Лога, оправдался капитан.
Лог прошел мимо него, остановился на носу. Корабль уносило от острова, от Ольвии, от всего. Перед глазами, заслоняя огонек маяка, кланялась вызолоченная фигура сирены, укрепленная на форштевне.
Опия поднялась, запустила пальцы в растрепанные волосы, рванула их.
– Свяжите его, – требовала криком. – Умоляю вас, быстро!
– Дело говорит его подружка! – со смехом подхватил рулевой с вывернутыми губами. – Приковать к гребям, вот будет работничек!
Второй поддержал:
– Пусть гребет.
Они вытащили из-за поясов длинные кинжалы, пошли на Лога. Он по-прежнему глядел в сторону острова, будто не слышал их криков и смеха. Когда же они приблизились, он обернулся, устало провел рукавом по лбу.
– Уберите, – тихо попросил их, кивнув на кинжалы. – Побросаю вас в море, как триера поплывет до Афин?
– Храбрец! – похвалил капитан, стоящий у мостика. – У тебя один выход, ты знаешь какой. Боги на стороне сильных.
Лог кивнул, перешагнул низенький леер и прыгнул в море. Рулевые опешили, потом подбежали к борту, глядя на торчащую среди волн голову и яркие вокруг нее всплески, Триеру относило все дальше, и скоро мастера не стало видно. Опия стащила с пальцев перстни и горстью швырнула в море.
– Спаси его, Посейдон, – прошептала она. – Не для моей, для его любви спаси!
– Ты не потребуешь вернуть за него плату? – капитан усмехнулся, придержав занесенную руку Опии с зажатым в ней тяжелым браслетом. – И не требуй, обманщица. Он стоит того.
Гетера вырвала руку, отвернулась.
– Я не его обманывала, себя, – ответила она и, надвинув браслет на место, пошла к трюму.
Капитан проводил ее презрительным взглядом, подманил к себе рулевого с вывернутыми губами и закатил ему тяжелую оплеуху. Матрос спиной вперед полетел вслед за гетерой, врезался в канатную трубу, сполз на палубу и заикал.
– Гнать всех наверх! – заорал капитан. – Паруса оставить!
Плыть поначалу было не трудно, хотя и мешала встречная волна. Экономя силы, мастер медленными взмахами отталкивался от воды, находил мерцающий вдали огонек, но делал это редко, так как берег еще был далеко, а если глядеть на огонек часто, покажется – не двигаешься к нему, захочешь побыстрее достичь – истратишь силы. Тогда все остальное докончит отчаянье. Надо просто загребать да загребать воду, отвоевывая метр за метром, уверуя, что ни раньше, ни позже тронешь ногами дно и ступишь на спасительную твердь.
