библиотекарше, что ему требуется, и та направила его в сотый зал. Все было микрофильмировано, и Сэм начал с Манхэттена, двигаясь во времени вспять, — удача ожидала его в 1995 году. Кабинка «БЫСТРОФОТО» за номером 322 стояла тогда в супермаркете «Эй-энд-пи» на Пайк-стрит. Он сверился с картой города, которую прихватил из отеля, — Пайк-стрит находилась в Нижнем Ист-Сайде. По крайней мере есть с чего начать.
До Нижнего Ист-Сайда Сэм доехал на такси. Возле Манхэттенского моста улицы узкие, без деревьев, замусоренные. Вместо «Эй-энд-пи» теперь китайский супермаркет. Повсюду вывески и надписи на испанском, китайском, корейском и русском.
Сэм свернул на Бродвей, зашел в первый попавшийся магазинчик и показал фотографию женщине у кассы:
— Вы не знаете этого человека?
Он ткнул пальцем в священника. Женщина не ответила. Сэм повторил вопрос, женщина покачала головой:
— Нет.
Сэм прочесал окрестности: Кэнэл-стрит, Хестер, Грэнд, Делэнси, улицы под Уильямсбургским мостом, он заходил в маленькие магазинчики, расположенные в обветшалых многоквартирных домах, совал фотографию под нос прохожим, получая все тот же ответ на разных языках.
В семь тридцать он решил, что с него хватит, пора вернуться в отель, позвонить в Новый Орлеан, узнать, что нового. В этих местах после наступления темноты лучше не гулять. Но он все же вернулся на Хьюстон-стрит и, поднимая воротник ветровки, чтобы защититься от холода и сырости, встретился глазами с мальчишкой лет десяти, маячившим у подъезда.
— Привет. — Сэм достал снимок, показал его мальчишке. — Я ищу этих людей. Ты их не знаешь?
— Я с копами не разговариваю.
— Я не коп. Частный детектив. Эта церковь не в ваших краях?
Мальчишка вгляделся в фотографию:
— Ага. Mi madre в нее ходит. Это на Ривингтон.
Сэм поднял руку, чтобы стереть влагу с лица мальчика, но тот отпрянул, словно ожидая удара. Волна грусти накатила на Сэма, он порылся в кармане и вытащил двадцать долларов:
— Иди домой, к маме. Там безопаснее.
Мальчишка сунул деньги в карман и улыбнулся ему:
— Зато на улице деньги дают.
Мэгги лежала на кровати, глядя в потолок, прислушиваясь к ударам своего сердца, которое, казалось, повторяло два слова: «Джимми, Сэм». Время тянулось бесконечно.
Наконец послышался стук в дверь и голос Бобби:
— Андреа, ты не спишь?
Мэгги соскочила с кровати, побежала открывать дверь:
— Что они сказали?
— Не здесь. Поговорим у меня в кабинете.
И, не говоря ни слова, провел ее вниз, в свой кабинет.
Комната эта, отличавшаяся от всего остального дома так, словно она находилась в другом измерении, свидетельствовала о богатстве и вкусе. Распятие над камином было истинным произведением искусства; по сделанным на заказ полкам тянулись ряды роскошно переплетенных книг.
Ну понятно, семья Бобби позаботилась о том, чтобы он, нося власяницу скромного священника, жил хорошо.
Патрелли указал на кожаное кресло, склонился над маленьким баром в углу:
— Хочешь выпить, Андреа?
Мэгги хотелось закричать на него, но она сдержалась:
— Нет. Бобби, прошу тебя. Что сказал О'Мэлли?
Он медленно обернулся с бутылкой виски в руке, словно не желая говорить, не желая причинять ей новую боль:
— У ирландцев его нет, Андреа. О'Мэлли говорит, что ничего о пропавшем ребенке не знает.
Сэм прошелся по Ривингтон, миновал «Портных Хо Вонг», еще открытых в восемь вечера. Магазин подержанной мебели был уже заперт и темен, но неоновая, красная с синим вывеска «Закусочная Берни» еще окрашивала тротуар в свои цвета. Из окон квартир над магазинами лился свет, крыши выстроившихся вдоль бордюра старых автомобилей поблескивали.
В конце квартала, на углу, поднимались к каменной церкви ступени.
Сэм остановился у потрепанной непогодой доски с названием церкви: «ХРАМ ХРИСТА ИСКУПИТЕЛЯ». Чуть ниже — распорядок служб: «МЕССЫ В 6.00, 8.00 ЕЖЕДНЕВНО. ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВОСКРЕСНАЯ МЕССА В 10.00. ИСПОВЕДИ В 19.00, ПО СРЕДАМ И ПЯТНИЦАМ. МОНСЕНЬОР ВЕНЧЕСЛАВ ЛАЧИНСКИ, СМН. МОНСЕНЬОР РОБЕРТ ПАТРЕЛЛИ, СМН».
«Слуга Марии Непорочной». Слова эти сохранились в памяти со времен учебы в приходской школе. Сэм снова перевел взгляд на название церкви: «Храм Христа Искупителя». Вытащил из кармана фотографию. Ступеньки те самые. Дверь тоже. И буквы: ЕЛЯ.
Сэм подергал дверь и не удивился, найдя ее запертой. Он взглянул на соседнее здание, построенное из такого же камня, — похоже, в нем жили приходские священники.
— Доллара лишнего не найдется? — Человек в лохмотьях помахал ему рукой с лестницы, ведущей в подвал церкви.
Сэм смотрел сверху вниз на лицо в подтеках грязи, увенчанное темной шерстяной шапочкой.
— А еще бы лучше пятерку, странник. Нас тут много, есть с кем поделиться.
Сэм вытащил несколько бумажек, опустил в протянутую ладонь пятерку и направился к дому священника — в спину ему понеслись благословения.
Сэм нажал на кнопку звонка. Прошло несколько минут, и дверь распахнулась, выглянула женщина. Широкое лицо, седые волосы под розовым платочком. Женщина молчала, ожидая, что он заговорит первым.
— Вы не могли бы сказать, это не монсеньор Лачински? — Сэм с фотографией в руке подступил к женщине.
— Нет.
— Тогда это, должно быть, отец Патрелли?
Женщина не ответила. Сэм улыбнулся ей:
— Я ищу старых друзей жены, она недавно скончалась. — Он снова протянул фотографию: — Это единственный снимок, какой у меня есть.
Женщина покачала головой и начала закрывать дверь.
Сэм просунул ногу меж дверью и косяком.
— А нельзя мне поговорить с кем-нибудь из священников?
— Вы приходить завтра днем.
Дверь придавила ступню, и Сэм с неохотой убрал ногу. Дверь тут же закрылась, свет погас. Сэм перешел на другую сторону улицы и направился к «Закусочной Берни».
Внутри пахло горелым маслом и сигаретным дымом. Сэм сел на табурет у стойки, попросил чашку кофе и пару пончиков. Когда бармен принес заказанное, Сэм двинул к нему по стойке фотографию.
— Это не священник из церкви напротив?
Бармен глянул на снимок:
— А кто хочет это узнать?
— Я.
— Да? И кто ты такой?
Сэм сказал ему то же, что и экономке. Пока он говорил, бармен с сомнением покачивал головой:
— Не-а. Ты, если хочешь чего узнать, лучше на улице порасспроси. Я-то никого не вижу, целый день работаю.
