Свен Турен всегда называл Бергстрема по фамилии, хотя прекрасно знал, что того зовут Леонардом, но в служебные обязанности комиссара не входило называть кого-то Леонардом, да и Бергстрем сам, кажется, не имел ничего против установившегося обращения.
— Привет! — сказал Леонард Бергстрем. — Вероятно, случай не для нас. Сорок лет, мертвый. Шприц лежит рядом. Героин, могу поклясться. У него...
— Сколько он сидит здесь? — перебил Турен.
— Четыре, пять часов... сейчас поглядим, ну-ка... — Бергстрем пролистнул блокнот в твердой черной обложке, со сменным блоком и бесстрастно сказал: — Ага, вот. Его нашли мусорщики. Одному из них показалось — бак переполнен, и он нажал на крышку, но ничего не вышло — голова мешала.
— У мусорщика голова в баке была, что ли? — спросил Турен. Он просто не мог удержаться.
— Нет, — прошипел Бергстрем. — Разумеется, голова трупа. Весьма сожалею, что пришлось нарушить ночной отдых комиссара.
Для разбега Турену понадобилась всего секунда.
— Я еще не завтракал! С утра до вечера только и делаю, что разъезжаю да осматриваю трупы наркоманов! Возвращаюсь из отпуска и, вот тебе, болтаюсь по дворам, общественным уборным и помойкам! И повсюду усопший и рядом с ним шприц! Это же какой-то сумасшедший дом! И ничего, черт возьми, странного в том, что человек не орет от радости, когда его уже третью ночь подряд будят из этого проклятого Центра связи, а голоса у них там такие, будто они только что приняли холодный душ! — Он потер нос и, почувствовав, что сморозил глупость, добавил: — И, кроме того, мне так хочется яичницы, что я, кажется, скоро взорвусь...
Леонард Бергстрем взглянул на своего начальника и решил ограничиться лишь фактами.
— У меня не было отпуска. Я разъезжаю вот так уже три недели. И я тоже не завтракал.
Оба помолчали, стараясь не глядеть друг на друга.
— Да, да, — сказал Турен. — Или нет, нет... Я знаю. Что говорит экспертиза? — Он кивнул в сторону сгрудившихся вокруг мусорного бака, от той группы как раз отделился один человек. — О, и этот здесь, — вздохнул Турен, узнав полицейского врача.
— Ты что-нибудь имеешь против Хансона? — приглушенно спросил Бергстрем.
— Да нет.
За плечами у Клаэса Хансона была многолетняя служба. Его знали как способного, энергичного врача. Кроме того, он любил действовать самостоятельно и проявлять инициативу, что и вызвало пару раз столкновения между ним и Свеном Туреном.
— А вот и доктор! — воскликнул Турен с преувеличенной сердечностью. — Вскрытие еще не делали? Ты ведь здесь всего несколько минут...
— Хочешь узнать что-нибудь? — устало спросил Клаэс Хансон.
— Сколько он здесь сидит?
— Ну, тимопорексные сокращения...
— Заткнись! Давай без латыни. — Свен Турен понял, что если сейчас не получит яичницы, то сойдет с ума. — Сколько он здесь сидит? — спросил он и подумал,-tee напечатать ли этот вопрос на специальных бланках.
— Четыре-пять часов...
— От чего он умер?
— Судя по всему, от слишком...
— Почему ты так и не скажешь?
— Я и говорю. До чего ж ты раздражителен! Иди позавтракай, может, тогда успокоишься!
Турен удивленно посмотрел на врача и решил, что стал бы убийцей, обладай он способностью телекинеза.
— Мой желудок не выдерживает этих ночных рейдов. Как ты думаешь, что мне делать?
— Глотай по кусочку телефона каждые три часа. Нач-н7 с трубки...
Бергстрем фыркнул, Турен тоже едва удержался от смеха. Взглянул на врача и тихо покачал головой:
— Да, здесь мне, пожалуй, больше нечего делать... Кстати, отпечатки пальцев обнаружили?
Бергстрем сосредоточенно полистал блокнот.
— Отпечатков полно... так, так... посмотрим. Ага. Масса.
— Масса?
Свен Турен пожал плечами и сделал несколько шагов к машине.
— Что такое тимопорексные сокращения? — спросил Бергстрем у Хансона.
— А, это я просто выдумал. Турен может взъяриться по малейшему поводу, особенно если употребишь какой-нибудь профессиональный термин. Однажды я дал ему латинское название слова «мозоль». Минут пять он писал, ругался, стирал написанное, прежде чем я объяснил ему, что это такое. С тех пор у него аллергия на латынь.
Бергстрем засмеялся, но внезапно опять посерьезнел.
— А, черт...
Он догнал Турена, который неторопливо приближался к группе журналистов.
— Кстати, твой друг Люк из «Дагенс нюхетер» хотел поговорить с тобой.
— Люк? — спросил Турен, останавливаясь. — Улле Люк? Он что, начал заниматься вонючей погоней за «горяченьким»?
Он окинул оценивающим взглядом журналистов, стоявших неподалеку, и даже прищурился, чтобы рассмотреть их получше.
— Пусть кто-нибудь погасит эти синие прожекторы, с ума сойти можно от их света. Мешают людям спать. Вон их сколько — стоят и глазеют, вместо того чтобы нежиться в мягких постелях... Улле Люк, говоришь? Что-то я его не вижу среди этих гиен.
— Он пробыл здесь не больше четверти часа. Перекинулся несколькими словами с фотографом Свенсоном, ты его знаешь. Думаю, Свенсон и позвонил Люку... Хороший фотограф... Да, он сказал, что Люк поехал к себе — наверное, имел в виду в редакцию. Во всяком случае, Люк просил тебя позвонить.
Турен кивнул и двинулся дальше.
— Проследи, пожалуйста, чтобы сменили Пальма. Он стоит здесь уже несколько часов и еще не завтракал.
— Ты знаешь Пальма?
— Нет, но узнаю голодного человека. Сделаешь?
— Конечно... Не забудь про Люка.
— Небось ему нужны подробности... Кстати, он совсем мне не друг...
— Нет, нет, — сказал Леонард Бергстрем и вдруг понял, что перенял любимое выражение Турена.
Собаки, которых так упорно отгоняли от стола, наконец-то получили возможность ухватить кусок: вокруг Свена Турена, понапрасну старавшегося сделать вид, что он здесь посторонний, уже роились журналисты и фоторепортеры.
— Ну? — начал журналист, который особенно не нравился Турену.
— Что «ну»?
— Есть какие-нибудь новости? — закинул удочку другой.
— Конечно, есть. У того, кто их знает.
— А у вас? — встрял еще один репортер.
— А мне сказать особо нечего. В баке найден парень, ему около сорока. Мертвый. Врач полагает: умер от слишком большой дозы какого-то наркотика. Труп обнаружил мусорщик.
— Есть признаки насильственной смерти?
— Не знаю.
— Вы знаете, кто он?
Турен начал почти против своей воли испытывать удовольствие от вопросов.
— Нет.
— Вы пытались выяснить его личность? — спросил журналист, незнакомый Турену.
