вытащил нужный документ и стал читать, водя пальцем по бумаге: — Вот здесь: за три недели по сегодняшний день включительно сто семь человек были подобраны в бессознательном состоянии. Из них четверо с погибшим мозгом. Кроме того, ограбления, нападения, побои, кражи со взломом, по всей видимости, осуществленные наркоманами, всего семьсот случаев... И цифра эта, очевидно, занижена.
— Это официальные данные?
— Бог с тобой. Обнародовать это мы не рискуем.
— Не давай только эти данные ДалЬстену, а то он напишет еще одну статейку, и ты получишь на шею еще тысчонку полицейских, из которых большинство с погибшим мозгом...
Свен Турен не любил выслушивать критику от посторонних.
— Ну, зачем же ты так. Подготовка их, конечно, могла бы быть и получше, но... Не могу я обсуждать эти вопросы с тобой. Ты не хочешь понять, в чем тут дело...
Дверь в кабинет Турена открылась, и в проеме показался поднос. Турен и Люк с любопытством смотрели на Андреассоиа, тщетно искавшего место, куда поставить пластмассовый поднос с пивом, кофе и бутербродами. Наконец он решительно опустил его на качнувшуюся гору бумаг и неуверенно улыбнулся. В голове у него вертелся вопрос, действительно ли такого рода услуги входят в обязанности полицейского. «В обязанности полицейского входит...» Аидреассоп помнил эту фразу, заученную в полицейской школе, но там ничего не говорилось насчет кофе и бутербродов для начальства или насчет пива для страдающих жаждой журналистов.
— Спасибо, Андреассон, — сказал Улле Люк. — Если бы все фараоны были похожи на тебя.
Андреассон опять неуверенно улыбнулся. Комиссар, кажется, не обижается на такое бесцеремонное высказывание о полиции, так что...
Андреассон покинул кабинет, а Свен Турен в это время разглядывал ковер, смотрел в окно, искал часы — лишь бы не рассмеяться.
На Бергсгатан чайки криками провожали мусоровоз. Город постепенно пропитывался удушливым сладковатым запахом бензина, а на востоке море дышало нерастворимыми химикалиями и нефтью.
Депутаты риксдага, наблюдавшие в окна за первой в этот день облавой на мелких торговцев наркотиками на площади Сергеля, печально качали головами. Сейчас им предстоит голосование по вопросу о запрещении производства детских военных игрушек — вопрос вносился на рассмотрение риксдага уже седьмой год подряд.
«Мы не можем душить свободу предпринимательства, не можем губить здравый смысл человека», — говорил в зале пленарных заседаний министр торговли, а в это время в одном из туалетов Дома культуры [4] несколькими этажами ниже, в том же здании, медленно погружалась в сон семнадцатилетняя девушка. Из ее руки выпал грязный, многократно использованный шприц одноразового употребления.
Становилось жарко. Жизнь в городе еще не набрала своего обычного сумасшедшего темпа.
В редакциях вечерних газет напряженно ждали взрыва, надеясь, что кто-нибудь в знак протеста против одиночества совершит какой-нибудь отчаянный поступок.
— Какое-нибудь посольство захватили бы, что ли, — сказал секретарь редакции газеты «Экспрессен» своему коллеге из «Афтонбладет» во время одного из предобеденных телефонных разговоров. Обычная проверка с целью убедиться, что конкурентам не удалось пронюхать новости, которые прошляпила собственная газета.
— Ага, или на худой конец приличная военная акция, — ответил секретарь редакции «Афтонбладет».
Но посольства мирно продолжали свою обычную жизнь, и полицейское радио сообщало лишь об огромном, равномерно нарастающем количестве случаев насилия и других отклонений от принятого в обществе поведения. В дело опять пошла «белая смерть».
И сенсационно бессодержательные заголовки газет вновь кричали о растущем бессилии.
— Так на чем мы остановились? Ты хотел, кажется, сказать что-то важное?
Свен Турен наблюдал за Улле Люком, ожидая, пока остынет кофе.
Люк откусил полбутерброда и помахал правой рукой.
— Угу... эта твоя статистика... такие точные цифры...
Турен ответил очень кратко — и сам поразился охватившему его чувству превосходства.
— Система-84.
Люк кивнул и, хмыкнув, сделал вид, что записывает. На самом деле он писал свое собственное имя.
Улоф Херберт Люк, Улоф Херберт Люк, Улоф Херберт Люк, улоф херберт люк, Люк Улоф Херберт, Улоф, Улоф, Херберт. Уло.
— Если я тебя правильно понял, ты хотел поделиться со мной важной информацией, имеющейся в твоем распоряжении. Ну, выкладывай.
Призыв Турена прервал молчание. Комиссар уже понял, почему Люк сидит в его кабинете, откусывая слшп-icom большие куски от своего бутерброда.
— Честно говоря, дела у меня неважнецкие. Так что это ты должен снабдить меня какой-нибудь информацией. Пер Магнусон, ты знаешь его, наш секретарь редакции, присосался как пиявка.
— Очень интересно, — отозвался Турен.
— У тебя должно быть что-то еще. Ты должен дать мне что-нибудь, Свен.
Турен подошел к окну и мгновение постоял, размышляя, открыть его или нет.
— Я дал тебе завтрак.
, Зажужжал селектор, и Улле Люк с удивлением отметил, что он понимает говорящего.
— Свен, ты на месте? Это Бергстрем. Говорить можешь? Ты один?
Туреп тяжело уселся за стол и нажал кнопку «ответ».
— Турен слушает. Да, да и нет.
— Что это еще за «да, да и нет»?
— Я на месте, ты можешь говорить, но я не один.
— Ах, вот оно что... Да, так человека, найденного в мусорном баке, зовут Эрик Хальстрем. Ему 42 года, инженер, умер из-за слишком большой дозы, очевидно, героина.
Инженер? Где он работал?
— В заведении, которое называется Свенска БЕБАБ.
— Так, значит, и люди с высшим образованием...
— И... — и?
— Отпечатки на теле свидетельствуют о том, что кто-то бросил его в бак. Судя по всему, он никогда не злоупотреблял наркотиками.
— Черт возьми, что это ты порешь?
— Судя по всему, он никогда не злоупотреблял наркотиками.
— Спасибо. — Турен резко отодвинул от себя чашку, выплеснув кофе на отмеченный грифом «секретно» отчет, касающийся размаха проституции в стране, и откусил половину бутерброда с ветчиной, измазав при этом горчицей тыльную сторону руки. — Дьявольщина! Парня убили. У меня сейчас нет времени па убийства, когда такое творится! — Оп помахал остатком бутерброда над таблицами, полученными с ЭВМ.
Люк благодарно ухватился за возможность избавиться от переполнявшего его чувства стыда.
— Парень умирает от слишком большой дозы героина, не будучи наркоманом, после чего его тело бросают в мусорный бак... Гм, похоже на убийство. Жалко, что это не интересует...
Он встал.
— Куда это ты собрался? — агрессивно спросил Турен.
— Я полагаю... у тебя много дед... так что я...
Турен схватил блокнот Люка и просмотрел его записи.
— Улоф Херберт, Улоф Херберт... вот, оказывается, как ты работаешь... — Он отдал блокнот журналисту. — Об этом ты не напишешь ни слова.
— Черт возьми, я...
— И никому не скажешь ни слова, чтобы кто другой не написал...
