А Волчонком овладела жажда мщения за всех поруганных и оскорбленных плохо обслуживаемых детей. Он достал деньги из сумки, про которую ему сказали, и стал рвать их на мелкие клочки. Так, чтобы уже невозможно было склеить. На продавщицу посыпался дождь из цветных бумажек. Она с презрением смотрела на мальчика, который занимался таким варварством, и просто не знала, что ей делать. Она оказалась смелой женщиной.
Волчонок кончил рвать деньги и уставился на нее удивленным взглядом.
– Тебе не жалко денег? – спросил он. – Это ведь твоя зарплата.
– Мне жалко твоих родителей. Им придется работать намного больше, чтобы возместить твои шалости, маленький негодяй.
Волчонок побледнел.
– Потише ты. А не то я возьму утюг…
Продавщица вспомнила, что она связана, и прикусила свой язычок. Она поняла, что чуть не разозлила мальчика. Кто же это такой? Сумасшедший? Подосланный врагами убийца? Чушь какая-то! Может быть, это чья-то глупая шутка?..
– Если тебе не жаль твоих денег, то посмотрим, как ты отнесешься вот к этому!
Волчонок подошел к дорогому японскому телевизору, на котором стоял еще и видеомагнитофон, и одним движением руки обрушил все это на пол. Раздался оглушительный грохот.
– И вот к этому!
Очередь дошла до шкафа с посудой и хрусталем. Грохот смешался с громким звоном. Уши заложило от шума, а следом уже летела вниз люстра, разбитая стулом. Волчонок упивался погромом и со страстью маленького вандала крушил все вокруг, носился по квартире с дикими воплями. В одном из шкафов он обнаружил шкатулку с золотыми украшениями и прочими драгоценностями и разразился душераздирающим хохотом. Все золотые цепочки он без всякой пощады порвал и растоптал, затем вместе со всем остальным вышвырнул в открытую форточку.
Глаза продавщицы расширилась от ужаса и нравственной боли. Малыш нашел ее слабое место и ударил по нему. Он видел, как его удары прекрасно поражают цель.
– Так тебе и надо! – сказал он, когда бить и ломать было уже нечего. – В следующий раз будешь внимательней относиться к детям, которые покупают у тебя игрушки. И смотри у меня: если я еще раз увижу, что ты грубишь кому-нибудь, я снова приду к тебе в гости. Только это будет в последний раз. Я устрою здесь пожар, и ты сгоришь в огне…
С этими словами Волчонок ушел, оставив женщину почти в полуобморочном состоянии, рыдающую и бьющуюся в истерике. Про пожар он, конечно, соврал. Для красивого словца. Ни за что на свете он не стал бы баловаться с пожаром. Огня он боялся, как ничего другого. И он знал, что и Волк тоже боится огня, хотя и пытается всячески это скрыть. Он всегда с таким омерзением включал газовую плиту и никогда не подпускал к ней Волчонка. Тот, правда и сам не приближался. Он вообще бы не ел приготовленной пищи. Его вполне устраивало сырое мясо. Но Волк ему категорически запретил питаться сырым мясом тогда, когда они не были настоящими волками.
Когда он вышел на улицу, то первым делом сообщил играющим во дворе ребятам, что вон под тем окном на земле лежит много золота, и те толпой побежали его собирать. А у самой дороги он увидел возвращающегося домой на своей машине, уже с колесами, Виталика. Хотел бы он посмотреть, какое у него будет лицо, когда он найдет свою жену связанную, а квартиру разгромленную.
ПЕРВАЯ В ЕГО ЖИЗНИ ОХОТА ЗАКОНЧИЛАСЬ.
В последний раз, когда они с Волчонком были волками, Волк утратил покой. В принципе его у него и не было, с тех пор, как он перестал быть человеком. Но в этот раз, даже находясь в волчьей шкуре, он не радовался лесному и степному простору, охоте и убегающим во все стороны от него зайцам. Луна в этот раз не ласкала его серебристую шкуру, а обливала холодом и равнодушием. Даже не хотелось выть для нее. Она была сердита на Волка. Но за что? Он не понимал. И от этого было наиболее тоскливо. Так тоскливо, что просто не хотелось жить. Хотелось напасть на человека. Любого. И чтобы после этого на него устроили охоту. Чтобы разом все кончить. Чтобы так не мучиться. И еще он постоянно, все четыре ночи, слышал чей-то жалобный и зовущий на помощь голос. Это было, пожалуй, хуже всего.
Но в последний день голос пропал и перестал тревожить Волка. Это случилось под утро, как раз когда волк и волчонок наелись пойманным барсуком и легли спать, крепко прижавшись друг к другу. Волк вдруг проснулся от этого голоса, который достиг самой высокой и громкой ноты, и вскочил на лапы. Голос прекратился. Он больше не звенел в ушах. Но память о нем осталась. Она словно врезалась в мозг стальным слитком и осталась там навсегда.
Волк жалобно заскулил. Совсем как щенок. Недавно так скулил волчонок, когда сбил передние лапы об острый камень. Потом он стал тревожно бегать вокруг спящего волчонка и осматриваться вокруг. Он чувствовал – им грозит опасность. Пока она далеко. Но, тем не менее, она есть. Существует. Волку стало страшно за волчонка. Он проверил, не случилось ли с ним чего, но тот спокойно спал, его большие уши безмятежно торчали в разные стороны и лишь иногда вздрагивали, когда в них попадал ночной ветерок. И все равно волк не мог успокоиться. Он с нетерпением ждал наступления рассвета. Он ждал, когда луна уйдет с неба, и они перестанут быть ее пленниками. Но ночь, как никогда растянулась резиновой лентой. Чем сильнее ждешь приближения утра, тем дольше оно не наступает. В конце концов, волк не выдержал и поднял морду к небу. Луны не было видно. Ночь была облачная и пасмурная. Но волк все равно завыл. Песня его в этот раз была особенно тоскливая и жалобная. Он словно оплакивал кого-то.
– Где она? – спросил Николай командира отделения.
– Там мы ее заперли. В клетке для собак. Раньше у нас тут собак дрессировали, потом собачники переехали в другое здание, а клетки остались. Давно хотели разломать. Да все не до них как-то, понимаете ли.
Николай уже не слушал, что говорил ему капитан милиции. Он шел прямо к клетке. Ее он увидел сразу и даже не поверил, что такое может быть.
Золотая волчица. В природе это огромная редкость – самка с таким окрасом. В этих местах не было ни одного случая поимки или отстрела волчицы с такой шкурой. Может быть, в Азии или в Африке, но только не здесь.
Что перед ним самый настоящий оборотень, Николай понял сразу, как только оказался в трех шагах от зверя. Он узнал ее по глазам, в которых было слишком много мысли. Животные не могут смотреть на людей
