Об этом мы сразу не подумали. Конечно, если Пат состоит в сговоре, значит, и его мама, директор, имеет к этому отношение.
— И жена учителя, — тихо добавила Тина.
— Значит, повар, сторож, и остальные учителя — тоже?
Чем больше мы об этом думали, тем сильнее убеждались в том, что директор, остальные учителя и весь школьный персонал — пришельцы из космоса, замышляющие недоброе против нас. Никто, кроме нас, этого не знал. Это было тяжкое бремя.
— Но чего они хотят? — недоумевала Ханна. — Почему до сих пор не покончили с нами?
— Я знаю, почему, — сказал Тукка и мрачно улыбнулся.
Мы все промолчали — иначе бы он еще полдня ничего не рассказал.
— Сегодня я подслушал разговор директора и учителя, — продолжил Тукка. — Учитель показал директору укушенную щиколотку, но директор сказала, что это еще не повод для больничного.
— И все? — удивилась я.
— Еще нет, — серьезно сказал Тукка. — Еще она добавила, что это похоже на отпечаток зубов малайской ящерицы.
— И все? — удивились мы все.
— А под конец директор напомнила учителю, в чем его истинное предназначение.
— И в чем же? — спросили мы все.
— Растить нас.
— И все? — снова спросила я, потому что Тукка замолчал.
— Несчастные, вы что, не поняли? Нас разводят на корм гуманоидам. Вся наша школа — это просто космический курятник, где выращивают еду для жителей какой-то далекой планеты.
Это нас немножко обеспокоило.
— А как же Пат и Злюк? — спросила я.
— Тайные агенты, — отрезал Тукка. — Доложить, когда мы дозреем до нужной кондиции.
Мы так и застыли.
Тест на зрелость
С этого дня школа стала казаться совсем другой. Особенно когда я сказала дома, что не хочу больше туда ходить, а мама с папой ответили: «Надо, а то не вырастешь!», засмеявшись так, что мороз по коже.
На математике я спросила Тукку:
— Если они просто хотят нас сожрать, зачем тогда учить нас математике?
— Чтобы у нас развивались мозги. Мозги — это самое вкусное, — ответил он.
На родном языке Ханна спросила Тукку: — Если они хотят нас съесть, зачем нам учиться читать?
— Развивает воображение. Из воображения получится отличный соус.
На физкультуре Тина спросила Тукку: — Зачем нам висеть на шведской стенке, если они собираются нас съесть?
— Повисев, мясо становится более мягким.
На рисовании Сампа спросил Тукку:
— Раз они хотят нас съесть, зачем мы рисуем красками?
— Краски — это маринад, — ответил Тукка, стараясь стереть гуашь с ушей.
На перемене Пат спросил Тукку:
— Почему никто со мной не разговаривает? Тукка ничего не ответил, потому что он знал. Мы все знали.
На обеде никто не спросил, зачем нам доедать суп. Для чего медсестре понадобилось нас взвешивать и измерять, тоже не требовало объяснений.
Конечно, мы приступили к необходимым ответным действиям.
— Все, мои мозги расти отказываются, — сказал Тукка и неправильно решил все задачки в контрольной по математике. Остальные сделали то же самое, и нам всем поставили двойки.
— Мое воображение больше не развить, — сказала я и вместо сказки про Красную Шапочку прочитала сказку про Синюю Пушечку и ее злую бабушку. Остальные сделали то же самое, и нам всем устроили дополнительные занятия.
— Мягче, чем сейчас, я уже не стану, — заявила Ханна и свалилась со шведской стенки.
Остальные сделали то же самое, и нас всех отправили к медсестре.
— Меня вы не замаринуете, — заявила Тина и бросила на пол краски. Остальные сделали то же самое, и нас всех оставили после уроков.
— Ничего не понимаю, — сказал учитель и отвел нас к школьному психологу.
— Давайте-ка мы с вами проведем тест на личностную зрелость, — предложил психолог.
— Бесполезно, — отрезал Тукка.
— Я еще совсем незрелая, — запротестовала Ханна.
— А я вообще невкусный, — заверил Сампа.
— У меня мозги маленькие, — заметила я.
— Все ясно, — сказал психолог и многозначительно посмотрел на учителя. — Может быть, вам стоит немного пересмотреть… свои методы?
Нам показалось очень странным, что они говорят обо всем этом так открыто и прямо при нас, но, видимо, им было все равно, что мы подумаем.
— Нормальные дети. У них хорошее воображение, — сказал психолог и облизнул губы, видимо, уже предвкушая, какой из этого воображения получится соус. — Знаете, я в детстве тоже представлял себя красным воздушным шариком.
— Не знал, но мог бы догадаться, — ответил учитель и повел нас обратно в класс.
Единственными, кого все происходящее, кажется, совсем не волновало, были Злюк и Пат. Оценки за контрольную у них были лучше всех. Они быстрее читали, дольше висели на шведской стенке и с удовольствием перемазали красками и бумагу, и себя. Вообще было похоже на то, что им понравилось в школе, и это только укрепило наши подозрения.
— Надо отметить, что Люк и Пат очень выросли за последнее время, — сказал учитель, поставил каждому по печати со львом[1] и потрепал обоих по голове. Нам стало плохо.
План
Пат подружился со Злюком. Мы не сразу это заметили, потому что в последнее время все перемены проводили под кустом на чрезвычайных собраниях, поводов для которых было предостаточно. Но на одной из перемен мы все-таки увидели, как Пат со Злюком пинают мячик. Выглядело это странно, потому что мячик был тот самый, лопнутый.
— Идите к нам! — крикнул Пат.
Мы сделали вид, что не видим и не слышим. Это было нелегко, потому что Пат стоял рядом с нашим кустом и ощипывал с него последние листочки. Мы почувствовали себя совершенно беззащитными.
— Да ну их. Они какие-то с приветом, — сказал подошедший Злюк.
— Это кто же тут с приветом? — с иронией спросил Тукка. Нам всем это очень понравилось.
— Через неделю соревнование. Пойдемте потренируемся, — попросил Пат.
— Даже не мечтайте. Мы знаем, о чем вы думаете, — сказала ему Ханна.
