Выслушав его, я поблагодарила за его потраченное время и сказала ему, что помолюсь о его предложении. Если я ещё ничему не научилась здесь в Судане, я научилась разговаривать с Богом, перед тем как делать что?либо, чтобы узнать как Он смотрит на это, поскольку Он ведь знает лучший путь для действия!
Потом я подошла к остальным 26 человекам, ждущих поговорить со мной. Все они должны были дать мне детей. Эта картина повторялась изо дня в день на протяжении трёх месяцев. Каждое утро и каждый вечер три месяца. Что делать пред лицом такой нужды?
Я выслушивала историю каждого человека:
«Моя сестра умерла, и я не могу прокормить её детей».
«Мой муж бросил меня, а мой новый муж не хочет моих детей».
«Я не могу оплачивать школу. Я не могу прокормить».
Каждая история уникальная. Каждая история та же самая. Я не знала, что делать. Что я могу сделать? Я ещё только училась здороваться на их языке. Я ещё только училась разговаривать. Мои двухлетки знали слов больше, чем я. Возможно, что они должны решить, кто должен жить с нами. И ещё я училась, я училась смотреть глазами любви и проявлять Божье сердце окружающим меня.
Один за другим, я говорила и плакала и выслушивала каждого человека, которого Бог привёл к нам. Я знала, что они были здесь не случайно. «Возможно, я не могу помочь всем их нуждам», думала я, «но я, по крайней мере, могу почтить их, выслушав и молясь с ними о том, что у них на сердце».
Наконец все рассказы закончились, и решения были приняты. Ещё семеро детишек были добавлены в растущую очередь на принятие; двое пришли к нам сразу же, а пятеро будут учиться в нашей школе, когда она начнётся.
Я взяла свои тетрадки и вернулась в комнату. Я посмотрела на свои руки. Я знала, что это не был загар. Суданская грязь прилипла к моей мягкой коже. Двое детишек уже уставились на меня, а ещё не было время обеда. Я могла слышать, как приходили ещё люди, обмениваясь приветствиями и упоминали моё имя. Я решила, что постараюсь проскочить мимо них, чтобы быстренько помыться. Разговаривать с чистым миссионером всё же должно быть более приятнее, чем я грязным.
Но как же это осуществить, я не знала. Я пока не заметна здесь.
Я схватила ведро и направилась в умывальную комнату. Слишком поздно. Меня заметили. Так что я махала рукой в приветствии на своём пути. Это крайне грубо здесь не проявлять никакого приветствия.
Если бы я была суданкой, то никто бы даже и не взглянул на меня. Но я очень белая и это привлекает внимание каждого. К тому же, у меня нет одной ноги, и я иду на костылях, делая моё белое появление ещё более привлекающим внимание. Уединение здесь – относительная вещь, весь мир знает, когда я иду помыться в Судане. Это – жизнь как в аквариуме.
Я стала подумывать, что мне нужна охрана – не ради ночных вторжений, но чтобы отводить людей куда?нибудь подальше от нашего маленького лагеря, чтобы я могла пойти помыться без наблюдателей. Всякий раз, как только я отправляюсь из своей комнаты, толпа ожидает меня в маленьком дворике, который отделяет мою комнату от умывальни.
Когда я говорю «помыться», не представляйте себе что?то особенное. У нас здесь нет ванны или горячего душа. У нас даже нет струи воды. Умывальня – это просто бетонная комната с металлической дверью, на разболтанных петлях. В самодельную яму собирается вода. Вы идёте со своим ведром воды и чашкой, чтобы выливать воду на себя, мылом и полотенцем.
К тому же, строение, что мы арендовали сначала, было разбомблено и хранило следы пуль после многолетней войны. В нашей двери и окнах были дырки от пуль, на высоте глаз, если вы десятилетний ребёнок.
Мне потребовалось пять месяцев, чтобы сообразить, что эти отверстия в наших стенах были сделаны выстрелами автоматов. Я же всё думала, зачем надо было делать двери с дырками. Может что?то от их культуры? Приспособление для вентиляции? Только после посещения некоторых с Запада, мне была сказана правда.
И вот в нашей умывальне были дырки в двери тоже. Я надеялась, что никто не подглядывает.
Я взяла ведро, повесила полотенце на дверь для пущего удостоверения, что комната занята и помылась как можно быстрее. Расслабиться и полежать в ванной – мечта из другой жизни. Я вышла из умывальни пред собравшимися зеваками. Они захлопали ладошами и восклицали, увидев меня. Я тогда мало представляла себе, что мой выход был главным представлением. Я не знала, может уже кланяться, повторить это на бис или изобразить помидор (по крайней мере, по цвету).
Колокольчик прозвенел к обеду. Мне не надо было знать, что будет в меню. Было то же самое, что и в остальные дни: фасоль и варёная кукурузная мука, называемая
Я ела фасоль каждый день без перерыва в течение шести месяцев, с тех пор как прибыла в Африку. Я решила пропустить обед. Оставив здание, я решила проверить электронную почту до того как идти к ожидающей толпе.
За пять минут я была чистой. Это было наслаждение, особенно в этот сухой сезон и жаркое время года, где я жила – сезон, когда многие иностранцы предпочитают уезжать из города в более прохладный климат. В Йей у нас нет лета или зимы, жары и холода. У нас бывает влажно и горячо, жарко и жарче. Когда я шла, огромный четырехтомный грузовик проехал мимом меня, обдав облаком пыли, которая струёй ударила мне в лицо. Опять надо мыться.
Когда конвой ООН проехал мимо меня, а я шла по красной гористой пустыне, моё сердце начало восклицать: «Разве так выглядит дом, Иисус? Разве это тот дом из кирпичей, что едва спасся после бомбёжек?» Окруженная разбомбленными скелетами домов, так я много думала с тех пор, как приехала сюда.
«Каково это, когда твой мир может разлететься на куски в любой момент? Какой должна быть любовь к тем, чьи мечты разбивались десятилетиями опустошающей войны? На что ещё можно положиться и получить безопасность?» Мой мозг пылал эти вопросами, пока я шла через каньоны и долины по пути дороги.
Потребовалось пятьдесят минут ходьбы посреди этой пыли красной дороги, чтобы добраться до места,
