Стихи

Неся свои котомки и крюки,
Моей Руси — не белой и не красной —
Покинутой Руси плотовщики.

Брезгливо смотрит чужеземный город,
Бегущий за мечтой культурных благ,
На распахнувшийся посконный ворот,
На косолапый, неспешащий шаг.

Да, этот город слишком накрахмален,
Закован в сталь своих условных пут,
Чтобы понять, как тяжкий путь их дален,
Чтобы постичь нечеловечий труд.

И не понять готическим соборам,
Хранящим пыл в молчании веков,
Унылых песен, спетых дружным хором
Оборванной Руси плотовщиков.

Илья — Пророк

Илья-Пророк коней своих вознес
И бешеным движеньем их исполнил;
Из-под его стремительных колес
Взметнулись вихри и извивы молний.

И небо развернуло темный зев,
Дорогу уступая конским грудям…
И хлынул дождь, как древний знак, что людям
Еще дана надежда на посев.

Морозной ночью

На синих стеклах вновь мороз наметил
Причудливый серебряный галун,
А ночь тиха, и купол неба светел,
Как будто в нем так много ясных лун.

И снег на камнях улиц в искрах синих,
И неумолчный говор бубенцов …
В ком сердце этой ночью не застынет
От холода серебряных цветов?

И если есть цветы на свете краше,
То не для тех горит их яркий цвет,
Кто пил хоть раз из синей неба чаши
Морозной ночью странный лунный свет.

Старый Петергоф

Вы вскользь сказали: «Старый Петергоф!
Я там жила … давно, еще девчонкой…»
И от простого смысла этих слов
Моя душа забилась грустью тонкой.
Взметнулись в ней осколки прежних снов…
Вы вскользь сказали: «Старый Петергоф!:

Вы помните: журчащие струи,
И Монплезир, и шахматную гору…
Мой Петергоф! В полуночную пору
Как я любил все шорохи твои.

И музыку сквозь кружево листвы,
Подобную таинственному звону,
А позднею порой на рандеву к «Самсону»
Ужели никогда не торопились вы?

И в лепете его немолчных струй
Вы разве не ловили шепот дерзкий?
И разве не дарил вам поцелуй
Лихой поручик конно-гренадерский?