оболочках с цветами. Ну и простынь. А всё такое белое, словно краской выкрашено. Я даже пальцы послюнявил и попробовал, не мажется ли?
Залез я на кровать и полностью в ней утонул. Только нос наверху. Вертелся я, крутился, а сон не берёт. Не по мне, порядочному большевику, такие буржуйские изобретения! Как они на таком с бабами спят?… Вылез я из постели, подушку у стены положил, завернулся в одеяло и в два момента заснул.
Утром просыпаюсь. Вижу — солнце светит. Красота.
Вышел я на балкон. Видна большая часть города и река тут же течёт… Я вздохнул: чудно!.. Небо голубое, голубое, голубое… Вот, думаю я, из такого голубого материала пошил бы я себе рубашку, а Дуне юбку.
8 октября 1939 года. Вильнюс
Вчера я получил месячное жалование: 700 рублей. Также выдали провиант на всю неделю вперёд: хлеб, крупа, сахар, рыба, сало, чай и пачка табака. Вот — подумал я себе — чтобы рабочие капиталистических стран увидели, как заботится Советский Союз о своём защитнике. Правда, хлеб был заплесневелый; от рыбы немного воняло, но есть ещё можно было; крупа потёрлась в порошок и как бы стухла; сало, естественно, прогорклое — наверное не выдерживает дальние перевозки; половину табака какой-то мерзавец отсыпал из пачки и подменил на опилки; сахар сырой — для веса. Но это неважно. Важна забота о нас и память. Вот так.
А 700 рублей мне очень пригодились. Оказалось, что тут можно за эти деньги купить множество разных хороших вещей. Но надо поспешить, пока буржуи не опомнились и не попрятали. Наши власти установили такой курс: 1 рубль равняется 1 злотому… За 700 рублей что бы я у нас купил? Даже на хорошие ботинки не хватит. А тут пара башмаков 20 рублей, кило сахара 1 рубль. И всего сколько хочешь. Даже в очереди стоять не надо. Хорошо тут жилось буржуям на нужде пролетариата. Но теперь и мы поживём красиво благодаря советской власти. Я уже три дня колбасу ем. А на белый хлеб уже смотреть не могу, только булочки разные наворачиваю.
Сегодня утром зашёл я к часовщику. Около меня живёт. В окне у него большие часы есть, поэтому всегда, когда я хочу узнать который час, спускался вниз посмотреть. В очень удобном месте дали мне квартиру и потому ценил я её чрезвычайно. Так вот, захожу я к часовщику и спрашиваю, нет ли у него на продажу часов.
— Какие желаете? — спросил он меня.
— Самые лучшие, какие могут быть. Сколько такие будут стоить?
— Есть у меня — говорит он — отличные часы известной фирмы «Омега». Но и цена не маленькая. Не знаю, купите ли.
— Сколько?
— 120 рублей.
— Покажи.
Действительно, часы красивые, но хорошие ли, черт знает. Может хочет обмануть империалистический холуй. Тогда я ему толкую:
— Твоя «Омега» кажется мне очень подозрительной. Вот, если бы у тебя были часы «Кировские», то я бы охотно купил. Это наша советская фирма и не может быть никакого обмана.
А он сразу открывает ящик стола и часы «Кировские» вынимает. Такие я видел у нашего командира полка. Все офицеры ему из-за часов завидовали. А он получил его от правительства, как «практичную награду» за достижения по службе.
— Продаёшь? — спрашиваю я.
— Естественно. Тем и живу.
— Сколько стоит?
— 30 рублей.
— А они хорошие?
— Очень хорошие. Получишь от меня гарантию на год.
— А почему такая разница: буржуйская «Омега» 120 рублей, а наши советские часы 30 рублей.
— Такая уж разница — говорит он. — Мне вам трудно объяснить.
Думаю я: что же делать? Разница в цене большая. Но «Кировские» карманные часы. На руку, чтобы люди видели, восхищались и завидовали, не наденешь. А в кармане носить тоже не очень удобно. Большие, зараза, и тяжёлые. Ну и на цепочку придется привязывать, чтобы кто-нибудь из сослуживцев не украл. Думаю я: «Эх, была не была, куплю «Омегу». У нас в Союзе наверное в 50 раз больше получу, если захочу продать. Ну и купил. Надел их на руку и пошёл на прогулку. Рукав высоко вверх подтянул, чтобы люди видели, что я при часах. Приятное такое самочувствие. Захочешь узнать, который час, надо лишь руку поднять, посмотреть и уже знаешь. Точно так же, если спросит кто-то время, то ответишь ему: «Десять минут третьего. Точное время. Можете быть уверены — мои часы от самой лучшей мировой фирмы. «Омега» называется». Да, очень приятно. А всё это благодаря нашей советской власти и ВЕЛИКОМУ Сталину.
Купил я ещё килограмм колбасы и шурую домой. Думаю: надо к дворнику зайти. Мутный он какой-то. Эти его сапоги больше всего подозрительные. Однако сейчас он исполняет пролетарскую обязанность. Мог, например, где-то какого-то капиталиста прижать, горло ему перерезать и сапоги с ног стянуть. Так что спускаюсь я в подвал и стучу.
— Войдите — слышу.
Вхожу. Вся семья за столом сидит и обедает. Пахнет жареным мясом.
— Добрый день! — говорю я. — Извините, что помешал.
— Нет… Присаживайтесь — говорят мне.
Уселся я и смотрю. Хорошо живут, мерзавцы! Все чисто одеты, хорошо обуты, жрут мясо, чай с сахаром пьют и это их ма-ас-ло на столе заметил. А рабочие и крестьяне наверное с голоду пухнут! Но вслух не говорю им этого.
— Вот часы сегодня купил. Самой лучшей мировой фирмы. «Омега» называется.
Показываю руку. Дворник очки одел и посмотрел.
— Да — сказал он. — Действительно «Омега». У меня когда-то тоже «Омега» на руке была. Но мне это мешало в работе. То уголь из подвала ношу, то дрова колю. Как бы не сломать. Тогда я себе карманные «Цима» купил, а «Омегу» старшему сыну отдал. Он в школу ходил. Тоже надо было время знать… Много заплатили?
— 120 рублей.
— Нормальная цена. А часы ничего так, хорошие.
Посидел я у них немного и пошёл. Не гоже мне большевику с буржуями водиться. Вся семья при часах. А ещё одни, большие, на стене висят. А другие, круглые с боем, в углу на столике стоят. Дворник!..
9 октября 1939 года. Вильнюс
Встаю я сегодня утром и первым делом на часы гляжу. А они два часа показывают. Что за чёрт? — думаю. Послушал их: не ходят. Потряс, тоже ничего — не работают. Вот же надул меня буржуйский часовщик! Надо было «Кировские» купить. Очень я расстроился и даже не было аппетита есть колбасу. Оделся как можно скорее, зарядил пистолет и прямо к часовщику. Прихожу и, не здороваясь, с места говорю ему:
— Это что за издевательство? За такие штучки я имею право тебе сразу в лоб выстрелить! Гарантию дал мне на год, а часы на другой день сломались.
— Может ударили их, или уронили?
