Россия, стремится к почетному миру. В будущем имеется в виду установить тесные торговые, экономические связи и оказать финансовую поддержку для восстановления России. Обещается невмешательство во внутренние дела России, дружелюбное соглашение относительно Польши, Литвы, Курляндии с учетом их национальных особенностей, и возвращение занятых территорий в обмен на занятую Россией австрийскую территорию. Убежден, что Германия и ее союзницы готовы тотчас же приступить к мирным переговорам. Относительно целей войны — в отношении Германии могу сослаться на сообщение «Северогерманской всеобщей газеты» («Norddeutsche Allgemeine Zeitung»), где высказывается принципиальное согласие с Асквитом по вопросу об аннексиях и заявляется, что Германия не стремится ни к расширению своей территории, ни к дальнейшему политическому и экономическому усилению».
Это сообщение министра Гофмана было согласно инструкции устно передано посольством товарищу Гриму. Вскоре после этого русское Временное правительство, по-видимому, узнало об этой телеграмме Гофмана. Оно потребовало, через министров-социалистов Церетели и Скобелева, подробных объяснений от Грима. Гримм заявил, что ему ничего не известно о телеграмме и скрыл как от обоих социалистических министров, так и от других поддерживавших с ним связь партийных товарищей, что телеграмма Гофмана является ответом на посланный им запрос. Он высказал предположение, что это — попытка со стороны немецкого правительства использовать его пребывание в Петрограде в интересах немецкого империализма и в целях сепаратного мира. После этого министры- социалисты потребовали от Гримма, чтобы он подтвердил свои слова письменным объяснением, которое бы содержало резкое разоблачение немецкого правительства и обвинение швейцарского правительства в готовности служить грязным орудием немецкого империализма Тогда Гримм дал следующее объяснение -
«1. Незадолго перед моим отъездом министры Церетели и М И. Скобелев сообщили мне о том, будто швейцарский посол в Петрограде получил телеграмму из Берна, содержащую поручение — поставить меня в известность насчет некоторых германских планов о мире.
Я констатирую, что швейцарский посол ни прямо, ни косвенно не делал мне подобных сообщений.
2. Содержание телеграммы должно рассматриваться как попытка Германии использовать мою деятельность в Петрограде, имеющую целью восстановить прерванные международные социалистические связи и содействовать всеобщему миру в интересах германского правительства, его дипломатических планов и сепаратного мира. Эту попытку следует охарактеризовать как грубый маневр.
3. Еще в Берне, визируя перед отъездом паспорт в немецком посольстве, я избегал разговоров на политические темы, точно так же я избегал вовремя проезда в Стокгольм какого-нибудь контакта с представителями немецкого социалистического большинства.
4. Что касается роли швейцарского правительства в этом деле, то я смогу это выяснить только на месте.
5. Будучи социал-демократом, я никому не позволю использовать себя в качестве посредника между правительствами для проведения империалистических планов мира. Всякую попытку подобного рода я буду беспощадно разоблачать.
Петроград, 31 мая (12 июня) 1917 г.
Роберт Гримм».
Оба министра нашли это объяснение недостаточно категорическим, а потому неудовлетворительным. Они потребовали, чтобы Гримм покинул Россию. Он уехал из Петрограда 16 июня.
Перед отправлением своего запроса министру Гофману товарищ Гримм не поставил в известность о предпринимавшемся им шаге ни находившегося в тот момент в Петрограде члена Международной социалистической комиссии товарища Балабанову, ни кого-либо из партийных товарищей-циммервальдцев. Он действовал совершенно самостоятельно.
1. Высказанное в отношении товарища Гримма подозрение, что он предпринял свой шаг в интересах немецкого империализма или что он даже является германским агентом, не было подтверждено ни в малейшей степени. Из содержания телеграммы, посланной Гофману, вытекает, что Гримм стремился ускорить всеобщий мир. Трехлетняя борьба, которую он вел против немецкого империализма, и поддержка, всегда оказываемая им немецкой оппозиции, говорят против подобного подозрения.
Стокгольмская следственная комиссия пришла к такому же заключению.
2. Возникает вопрос, какими же мотивами руководствовался Гримм. На основании показаний Гримма комиссия пришла к такому объяснению его поведения:
Как и многие другие, Гримм находился под впечатлением той мысли, что в случае продолжения войны завоеваниям революции угрожает опасность. Поэтому еще до посылки своей телеграммы он проводил в Совете рабочих и солдатских депутатов и на других собраниях ту мысль, что необходимо потребовать от Временного правительства, чтобы оно настояло перед союзниками на заключении немедленного и всеобщего перемирия, и что в случае отказа со стороны Временного правительства нужно потребовать выхода социалистических министров из состава правительства. Гримм заявляет, что еще до своего приезда в Петроград он задавал себе вопрос, который позже с разных сторон ему задавали в Петрограде: можно ли взять на себя ответственность и повести агитацию за немедленное и общее прекращение военных действий, если налицо имеется опасность, что Россия может подвергнуться нападению со стороны центральных держав и революция будет раздавлена военной силой? Эта тревога за судьбу русской революции побудила его решиться выяснить вопрос, насколько имеются объективные основания для подобного рода опасений, чтобы в зависимости от положения дела выбрать ту или иную тактику в борьбе за мир. В этом смысле он формулировал свой запрос министерству иностранных дел в Берне и просил посольство переслать таковой. Он обратился к министру иностранных дел потому, что ему было известно, что этот последний, в силу своих частых ответов на запросы о мире в швейцарском парламенте, лучше всех осведомлен насчет намерений правительства и военных целей воюющих держав, а также и потому, что от официального органа нейтральной державы можно было рассчитывать получить наиболее объективные информации. В качестве гражданина демократического государства он считал себя вправе обратиться в министерство иностранных дел этого государства с таким запросом. Для обоснования своей просьбы сообщить о целях войны он предпослал своей телеграмме краткое изложение своих петербургских впечатлений.
Комиссия имеет тем меньше оснований игнорировать эти показания товарища Гримма, что и стокгольмская комиссия, лучше ее осведомленная, пришла к тому же заключению: «Главнейшим мотивом поведения Гримма следственная комиссия считает его заботу о судьбах русской революции, которой, по мнению Гримма, грозила опасность в случае дальнейшего продолжения войны и которую он хотел спасти при помощи переговоров о мире».
В силу сказанного необходимо констатировать, что мотивы, по которым Гримм совершил свои действия, безупречны.
3. Обращение Гримма к министру Гофману с тем, чтобы получить информацию о целях, преследуемых воюющими державами, следует признать необдуманным шагом с его стороны. Опубликованные правительствами, их министрами и их прессой цели войны были так же хорошо известны в Петрограде, как и в Берне. Поскольку товарищ Гримм дипломатическим путем пытался получить более подробные сведения, он впадал в противоречие с циммервальдским движением.
4. Но независимо от этого Гримм должен был самому себе сказать, что запрос его, адресованный министру Гофману, имеет важное значение, так как он, Гримм, имел намерение использовать ответ Гофмана для дальнейшей борьбы в защиту своей точки зрения. Его долг поэтому был посоветоваться с товарищем Балабановой и с другими товарищами, которых он впоследствии привлек на совещание для составления затребованного социалистическими министрами ответа, насколько допустим и не оппортунистичен такой шаг. Комиссия находит также, что тов. Гримм после предъявления копии телеграммы Гофмана не должен был дольше скрывать от своих партийных друзей истинное положение
