Он пал, пронзенный в грудь,Что труп его — кровавый труп — Поруган был толпойИ что скрипучая арба Везет его домой[22].Все эти вести в сердце мне Со всех сторон неслись…Но не скрипучая арба Ввезла его в Тифлис, —Нет, осторожно между гор, Ущелий и стремнинШесть траурных коней везли Парадный балдахин;Сопровождали гроб его Лавровые венки,И пушки жерлами назад, И пики, и штыки;Дымились факелы, и гул Колес был эхом гор,И память вечную о нем Пел многолюдный хор…И я пошла его встречать, И весь Тифлис со мнойК заставе эриванской шел Растроганной толпой.На кровлях плакали, когда Без чувств упала я…О, для чего пережила Его любовь моя!7И положила я его На той скале, где спитСемья гробниц и где святой Давид их сторожит;Где раньше, чем заглянет к нам В окошки алый свет,Заря под своды алтаря Шлет пламенный привет;На той скале, где в бурный час Зимой, издалекаПричалив, плачут по весне Ночные облака;Куда весной, по четвергам, Бредут на ранний звон.Тропинкой каменной, в чадрах, Толпы грузинских жен.Бредут, нередко в страшный зной, Одни — просить детей,Другие — воротить мольбой Простывших к ним мужей…Там, в темном гроте — мавзолей, И — скромный дар вдовы —Лампадка светит в полутьме, Чтоб прочитали выТу надпись и чтоб вам она Напомнила сама —Два горя: горе от любви И горе от ума.1879
В дни ребячества я помнюЧудный отроческий бред:Полюбил я царь-девицу,Что на свете краше нет.На челе сияло солнце,Месяц прятался в косе,По косицам рдели звезды, —Бог сиял в ее красе…И жила та царь-девицаНедоступна никому,И ключами золотымиЗамыкалась в терему.Только ночью выходилаШелестить в тени берез:То ключи свои роняла,То роняла капли слез…Только в праздники, когда я,
