Как на все, на все святое, Что таил он от людей,Там откликнутся родные Стаи белых лебедей.И уж грезит он: минута, — Вздох — и крылья зашумят,И его свободной песни Звуки утро возвестят. —Но крыло не шевелилось, Песня путалась в уме:Без полета и без пенья Умирал он в полутьме.Сквозь камыш, шурша по листьям, Пробирался ветерок…А кругом в садах горели Огоньки и пел смычок.1888
В ХВОЙНОМ ЛЕСУ
Лес, как бы кадильным дымомВесь пропахнувший смолой,Дышит гнилью вековоюИ весною молодой.А смолу, как слезы, точитСосен старая кора,Вся в царапинах и ранахОт ножа и топора.Смолянистым и целебнымАроматом этих ранЯ люблю дышать всей грудьюВ теплый утренний туман.Ведь и я был также ранен —Ранен сердцем и душой,И дышу такой же гнильюИ такою же весной…1888
ЗИМОЙ, В КАРЕТЕ
Вот, на каретных стеклах, в блескеОгней и в зареве костров,Из бледных линий и цветовМороз рисует арабески.Бегут на смену темнотыНе фонари, а пятна света;И катится моя каретаСредь этой мглы и суеты.Огни, дворцы, базары, лицаИ небо — все заслонено…Миражем кажется столица —Тень сквозь узорное окноПроносится узорной дымкой,Клубится пар, и — мнится мне,Я сам, как призрак, невидимкойУселся в тряской тишине.Скрипят тяжелые колеса,Теряя в мгле следы свои;Меня везут, и — нет вопроса:Бегут ли лошади мои.Я сам не знаю, где я еду, —Заботливый слуга страстей,Я словно рад ночному бреду,Воспоминанью давних дней.И снится мне — в холодном светеЕще есть теплый уголок…Я не один в моей карете…Вот-вот сверкнул ее зрачок…Я весь в пару ее дыханья —