Я сделал вид, что не понял комплимента, хоть было приятно. И в свою очередь спросил:
— Что получается? Между подполковником и прапорщиком сговор?
— Не делай скоропалительных выводов, Костя, — охладил мой пыл Шелест. — У Столбуна могли быть веские аргументы для оправдания срочной командировки в Чечню. События ведь там разворачиваются нешуточные.
В душе Шелест, как мне показалось, был со мной согласен. Уж больно происшедшее смахивало на сговор. Но капитан действовал по принципу поспешай медленно и все подвергай сомнению. Это, сказал он, закон следовательской работы. Вообще он был большим умницей. За несколько дней моей с ним работы я получил немало неожиданных уроков. Один мне запомнился особенно.
Читая газеты, слушая радио, я был убежден, что у нас построено демократическое общество, а развитие страны в посткоммунистический период идет во благо народа, хотя и не без серьезных изъянов. Но когда я высказал это Шелесту, он скептически хмыкнул.
— Говоришь, у нас уже демократия? — сделал капитан ударение на слове «уже». — Только какая?..
Он не стал развивать свою мысль, и я впервые задумался: к чему привело десятилетие демократических реформ? Если судить по большому счету, то в сухом остатке мы получили потерю значительной части страны, умудрились подорвать экономическую и военную безопасность России, утратили многие геополитические преимущества великой державы… Исчезла значительная часть национального производства, остановилась его модернизация. Государство фактически разрушается, теряет научно-технический человеческий потенциал. Подорвана вера россиян в себя, в свое Отечество… Вот до каких выводов я в конце концов добрался и, осмелев, высказал их Шелесту.
— Вот видишь, Костя, — улыбнулся он, — оказывается, умеешь анализировать. Еще один плюс в твою пользу.
Капитан думал примерно так же. Просто положение не позволяло ему вольные высказывания в разговоре с солдатом. Но мне-то все до лампочки, могу говорить, что хочу. И я пошел дальше, намереваясь задеть капитана за живое.
— Если честно, — сказал я, — то ельцинская революция была просто бесчеловечна.
— Это почему? — спросил Шелест, явно подталкивая меня к откровенности.
— А что она дала? — задал я встречный вопрос. — Казнокрадство разрослось до невероятных размеров, взяточничество, коррупция процветают. Читаешь газеты или смотришь по ящику — там такие разоблачения, хищения на миллионы «зеленых», а хапуги остаются на свободе. Разве раньше такое было? Если появлялась критическая статья, реакция на нее наступала быстрая и реальная, а теперь даже рубрика «По следам наших выступлений» исчезла напрочь!
— Знаю, Костя, что ты ждешь от меня… Мириться со сложившейся обстановкой нельзя. По большому счету, надо спасать Россию, и кто-то должен разгребать эти авгиевы конюшни. Не перевелись еще честные люди. На них и ложится грязная работенка. Именно этим мы с тобой сейчас и занимаемся…
Абстрактные разговоры вернули меня к нашему расследованию. После удачных находок и неожиданных открытий, завершившихся длительным допросом Хомутова в прокуратуре, не давшего, как ожидалось, желаемого результата, наступило затишье. Дело, на мой взгляд, начало пробуксовывать.
Вышневец все еще находился в розыске. На его след, правда, напали на Смоленщине. Там в поселке Листвяном жили его мать, сестра и прочие многочисленные родственники. Однако пройдоха сумел ускользнуть и, скорее всего, снова подался в хозяйничающую там банду, из которой его в свое время изъяли омоновцы. Вышневец был обвинен в грабеже, но срок получил небольшой, всего три года. Многие эпизоды его криминальных похождений так и не были доказаны в суде, а я думаю, они имели место. Он даже как-то хвастался похождениями перед Букетом, а тот пересказал мне. И еще Жорка заявил, что братва, с которой он имел дело, осталась на свободе благодаря тому, что он во время следствия держал рот на замке.
Все это мы узнали из уголовного дела Вышневца, присланного по просьбе Шелеста из смоленской прокуратуры. Просматривая его, капитан хмурился и неодобрительно качал головой.
— Смотри, Костя, — сказал он, — насколько безответственно подходят военкоматы к призыву в армию. Им было известно о судимости этого типа, а все-таки призвали, да еще в десантные войска!
— Зря возмущаетесь, Николай Николаевич. Хотите, расскажу, как пацанов призывного возраста отлавливают патрули, состоящие из милиционеров и офицеров военкомата? Они устраивают засаду у станции метро и, как только появляется подходящий объект, цап его и в машину. Привозят в военкомат, устанавливают личность. Пара врачей формально осматривает и выдает вердикт: «Годен!» С башки тут же смахивают машинкой шикарную шевелюру — и ты уже солдат!
— Не может быть! — воскликнул Шелест.
— Еще как может. Типичный пример перед вами. Даже матери не дали позвонить, им некогда было. Она, бедолага, три дня меня по моргам и больницам искала, пока я уже из Пскова не отбил ей телеграмму: так, мол, и так, теперь я боец доблестной российской армии.
— Ну и дела… — протянул Шелест. — Не знал я о таких новшествах, хотя о контингенте призывников осведомлен. Не только людей с криминальным прошлым, а и больных, откровенных дебилов к нам присылают.
— Вот-вот, — подхватил я, — военкомату лишь бы план выполнить, а там хоть трава не расти.
— Правда, не годных к службе тут же демобилизуют.
— А военкомату от этого ни жарко ни холодно. Они свою задачу выполнили…
На пятый день Шелеста вызвало начальство. Он уехал в штаб дивизии и отсутствовал несколько часов. Я же, пользуясь привилегированным положением, забрался в укромное местечко и стал читать «Легенды Невского проспекта» Веллера, которого очень люблю за неподражаемый юмор.
Вернулся Шелест мрачнее тучи. Сняв фуражку и плюхнувшись на кушетку, он неохотно признался, что получил основательную нахлобучку.
— Любят у нас быструю раскрываемость преступлений, — усмехнулся капитан, приглаживая пятерней шевелюру. — Отчетность, видите ли, пачкаю.
— Кабы только у вас, — заметил я. — Ради того чтобы лихо доложить об успехах, идут на любые подчистки. Так ведь и раньше было.
— Это и есть отрыжка прошлого. Она неискоренима при тех бюрократических порядках, что достались в наследство. Ну, ладно, — оборвал себя Шелест, — давай-ка, Костя, продумаем наши следующие шаги.
— Надо, наверное, поближе подобраться к подполковнику Хомутову. Что-то подозрительное есть в его поведении.
— У меня тоже относительно Хомутова есть некоторые соображения, — отозвался Шелест, закуривая. — Я смотрел его личное дело. Там все в ажуре, двадцать четыре года безупречной службы. Был в Афганистане, награжден медалью «За боевые заслуги». Ухватиться не за что.
— А машина?
— Какая машина?
— У него новенькая иномарка. С помощью солдатиков, бесплатной рабочей силы, дачку шикарную построил. Говорят, от трудов праведных не наживешь палат каменных. Оклад начальника артвооружения не столь велик…
Шелест посмотрел на меня уважительно:
— Из тебя, Костя, действительно может получиться хороший сыскарь. Откуда сведения?
— Ребят расспрашивал — штабных писарей, приятелей из комендантского взвода. Солдаты все замечают.
— А может, Хомутов наследство получил? — прищурился Шелест.
— Ну да, в кустах случайно оказался рояль.
— Вот тебе и задание: постарайся установить источники доходов Степана Ивановича Хомутова.
— Согласен. Только разрешите заняться этим завтра, — попросил я. — У нас сегодня репетиция. Готовим концерт к смотру художественной самодеятельности.
— Ты что, главный солист?
— Не то чтобы солист. Пою немного и на гитаре играю…
