несколько тоже покореженных фундаментов от стоявших тут в давние времена домов. Дальше круто подымалась вверх одна из вершин горной Чечни. Около нее торчали несколько грязных палаток. Неподалеку паслись лошади. Здесь, вероятно, и находилась нынешняя база чеченского боевого отряда, напавшего на псковских разведчиков. Сухолитков как раз и рассчитывал привести сюда свою группу. Он это сразу понял, мысленно прикинув маршрут, обозначенный на его карте. Где-то в этом районе и должно было располагаться хранилище, где, по оперативным данным, складировалось оружие и боеприпасы с взрывчаткой, полученные недавно из-за рубежа. Это хранилище и следовало уничтожить разведчикам. До границы было рукой подать, а за ней сразу начиналось Панкийское ущелье, по которому нередко шли грузы для боевиков, в основном автоматы, пулеметы, снайперские винтовки и боеприпасы к ним.
Скаля зубы и громко разговаривая на родном языке, «архаровцы» толпой стояли перед пленными и со смехом тыкали в них пальцами. Прикинув, Андрей определил, что их не менее полусотни человек, в два с лишним раза больше, чем в группе, которую вел сюда Сухолитков. Следовательно, им было бы непросто проникнуть сюда и уничтожить склад с оружием. Но, если появилась такая возможность, что-нибудь можно было бы и придумать. Эх, как неудачно сложился их рейд! А все потому, что кто-то выдал маршрут движения десантного отряда. Не случись этого, они уж постарались бы выполнить задание. В арсенале разведчиков есть немало хитростей, чтобы выманить и объегорить врага. Но кто же, черт возьми, выдал их?!
Эта мысль продолжала мучить Андрея. На своих он никак не мог подумать. Это просто не лезло ни в какие ворота. И все же…
Из рядов «чехов» вышел невысокий, узкоплечий, с черной бородкой, обильно усыпанной сединой, человек. На голове его была белая чалма. И по тому, что одет он был в новенький красивый халат, а большие черные глаза смотрели властно и даже надменно, нетрудно было догадаться, что это и есть главарь бандитского отряда.
«Так вот ты какой, Муса Мундован», — подумал Сухолитков. Они сталкивались еще при штурме дагестанских ваххабитских сел Чабанмахи и Убдент. Муса и там командовал бандитами. Андрей знал об этом по оперативным данным, но вживую никогда его не видел. О непомерной свирепости чеченского вожака ходили легенды. Рассказывали, что он любил лично отрубать головы русским пленным. Его называли садистом. Поэтому Сухолитков представлял его детиной двухметрового роста со зверским лицом. А тут стоял обыкновенный мужчина с тонкой шеей и короткими руками. Лицо было некрасивым — толстые влажные губы, острый подбородок, выпирающие скулы.
Муса остановился пред толпой своих подчиненных и внимательно осмотрел пленных. Глаза его зло прищурились. Он неторопливо подошел к стоящему на левом фланге рядовому и, усмехнувшись, выхватил из ножен висевший на боку короткий меч. Движения его были быстрыми и по-кошачьи ловкими. Резким сильным ударом он рубанул солдата по шее. Голова того упала в траву и покатилась, а тело, брызжа вверх фонтанами крови, стало медленно сползать по глинобитной стене вниз.
Строй пленных дрогнул. И скомандуй сейчас Андрей: «Вперед!», его безоружные солдаты, не раздумывая, ринулись бы на хорошо оснащенных для боя бандитов навстречу своей гибели. Но он прекрасно понимал всю бессмысленность такой попытки и сдержался. Может, еще представится другая, более подходящая для них возможность?
Став перед пленными, Муса сказал на ломаном русском языке:
— За малейший неповиновение каждого вот так же голова с плеч долой, — ткнул он пальцем с дорогим золотым перстнем в труп солдата. — Делать, что приказ будет, и не нарушать! — Мундован перевел взгляд на Сухолиткова. — Это особенно относится к вас, господин старлей! Вы остаетесь главой команда и будете иметь особый задание. Выполните, сохраните жизнь себе и своим подчиненный.
Теперь Андрею все стало окончательно ясно. Уж если Муса знает его звание, а наверняка и фамилию, значит, сомнений больше не оставалось — среди них есть предатель. Благодаря ему они и попали в плен. Иначе этого никогда бы не случилось. Но кто он? Сухолитков посмотрел в сторону своих солдат. Каждый был проверен в деле. И он, пожалуй, за любого мог поручиться. И все же… Андрей переводил взгляд с одного на другого, но заподозрить кого-либо не мог.
С Сергеем Васильевичем Белым они побывали в таких переделках, из которых порой и выбраться было невозможно, но они всегда находили выход. Старший сержант Артем Воробейчик и ефрейтор Олег Барабанов недавно еле выскочили из вражеского кольца. Отряд, в котором они тогда числились, сумел пробиться к своим, потеряв треть своего состава. Виктор Гонцов, Яков Еремеев и Борис Пищулин тоже попадали в такие переплеты, что трудно себе представить, и показали себя мужественными, презирающими опасность и смело идущими на риск во имя победы бойцами. Виктор Гонцов, как лучший радист отряда, был всегда рядом с Сухолитковым, держал связь с командованием, и Андрей знал его как облупленного. Да и стрелял тот отменно, не раз снимал вражеских снайперов. Так кто же?.. Не могла же информация о разведчиках, вышедших как раз на поимку банды Мусы Мундована и захвата ее оружейного склада, передаваться «чехам» с неба Аллахом?!
Однако, сколько Андрей ни прикидывал, как бы подробно ни анализировал действия подчиненных, ответа на свой проклятый вопрос он не находил. Предателя среди них, по его мнению, быть не могло. А он все-таки был! Начальник штаба с комбатом стояли вне всяких подозрений.
Пленных спустили по лестнице, которую тут же убрали, в большую вырытую круглую яму с утрамбованным земляным полом, сверху надвинули металлическую решетку. Видно, у чеченского отряда тут была специально устроенная камера для пленных федералов. Бежать отсюда не представлялось никакой возможности. Тем более что сверху, и они это прекрасно видели, ходил часовой, охранявший их.
— Да, из этой ямочки не драпанешь, — сказал Белый с кривой усмешкой, осматривая отведенное им помещение. — Тут мы и подохнем!
— Нечего раньше времени Лазаря петь, как у нас в Сибири говорят, — возразил Воробей.
— А ты бы помалкивал, старший сержант, — заметил добродушно прапорщик. — И без тебя тошно.
— Но они же не будут нас тут вечно держать, — сказал ефрейтор Николай Мальков.
— Малек прав, — отозвался из угла рядовой Павел Донцов. Он никак не мог удержаться от того, чтобы не вступить в спор. Недаром все же его окрестили «Верещалкой». — Они бы нам всем головы поотрубали, если мы им не были нужны.
— Непременно заставят вкалывать до седьмого пота, — подал голос Григорий Горьков. — Может, рыть что заставят. Лопаты в руки дадут. Чем не оружие?
— Ну да, тебе еще бы «АК» в белые рученьки вручили, да патрончиков к нему, — насмешливо проговорил ефрейтор Олег Барабанов. — Вот тогда бы ты развернулся.
В голосе Барабана слышались не только иронические, а и нравоучительные нотки. Побеждавший на всех соревнованиях по армейскому и рукопашному бою здоровенный солдат привык разговаривать с товарищами немного покровительственно и подтрунивать над ними.
— Хватит вам препираться, — поморщился Белый.
Солдаты послушно замолчали. Прапорщика не то что побаивались — уважали. Он был намного старше их. Бойцам нравилось, что прапорщик ни на кого не кричал, даже если кто провинился; говорил баском с уважительными нотками в голосе и только по виду был строг. На самом-то деле самым строгим наказанием у него был выговор или в самом худшем случае — наряд вне очереди. Действовал он больше убеждениями, и его все слушались.
О себе Белый никому никогда не рассказывал. И разве только Сухолитков знал, что раньше прапорщик служил на одной из северных застав, задержал несколько нарушителей и был награжден медалью «За отличие в охране государственной границы».
Недавно, побывав пару раз в Чечне и чуть не попав в руки к бандитам, Белый подал рапорт на увольнение. Андрей этому очень удивился. Но, когда спросил о причинах такого решения, получил не очень внятный ответ. Хочет, мол, пожить в деревне, на земле, помириться с женой, с которой, как оказалось, он был в ссоре. Но Сухолитков почему-то ему не очень поверил. Он знал, как привык и привязан к воинской службе Сергей Васильевич. Причина была в чем-то другом.
Вверху загремела отодвигаемая железная решетка, и кто-то громко спросил:
— Кто тут у вас старлей? Выходь!
— Видно, жил в городе, научился по-русски болтать, — не удержался от комментария Верещалка.
