— Разочарованная принцесса.
— Едва ли принцесса.
— Ну да, просто обедневшая госпожа, которой пришлось продать дом, машину, а теперь еще и обручальное кольцо.
Софи закрыла глаза. Лон умеет причинить ей боль, как никто другой.
— Это не более чем вещи, — прошептала она.
— А что такое вещи, когда у тебя есть тепло, и нежность, и любовь?
Она почти ненавидела его. Холодный, циничный. Он должен был знать, что с ней живет только графиня, мать Клайва. Он знал графиню. Он знает, что нет в ней никакого тепла. Он обязан понимать, что Софи живет в Мелроуз-корт как в плену, у нее больше нет ни личного пространства, ни свободы.
Но она ничего не сказала, ни единого слова. Если ему нравится быть жестоким — пускай. Скоро его с ней не будет. Он высадит ее в Мелроуз-корт, развернется и уедет в темноту. И ей не придется иметь с ним дело.
Молчание нарушил голос Лона:
— Софи, я бы заплатил за твое кольцо вдвое больше. Почему ты не обратилась ко мне?
— Мне не нужна твоя благотворительность. Я довольна тем, что он мне заплатил.
— Ну, раз ты довольна — ладно, — ответил Лон и усталым жестом потер бровь.
У него длинные волосы, длиннее, чем были десять лет назад. Он чересчур велик для этого черного «порше». Широкие ладони лежат на руле, кожа блестит благодаря долгим часам, проводимым на солнце.
Но он не просто большой. Он сильный. Мощь его неизмерима. Софи было известно, что он лично работал на копях, прежде чем приобрел свою долю акций. Он не боялся взрывов, тесного жилья, обвалов в тоннелях, опасных стволов шахт.
Странная они пара: Лон, который ничего не боится, и Софи, страшащаяся всего.
— Софи, долго длился ваш медовый месяц? Я хочу знать. Скажи мне. Много понадобилось времени, прежде чем ты поняла, что совершила ошибку?
У Софи пересохло во рту. Она с усилием сглотнула.
— Возьми свои слова назад! Ты не имеешь права!
— Я любил тебя. — Лон понизил голос, сжал зубы от ярости. — А Клайв никогда тебя не любил. Просто он не хотел, чтобы ты досталась мне.
— Нет.
— Да. А ты, как последняя дура, испугалась своих чувств и побежала к нему в объятия.
Перед глазами у Софи все плыло. Ей стало дурно от слов Лона. Она взялась за ручку дверцы, как будто могла сейчас выйти.
Но выхода нет. Лон ее нашел. Она все еще нужна ему. А в глубине души она знает, что он ее не отпустит.
— Ты понимаешь, что это было, когда я узнал, что потерял тебя навсегда? — Он стиснул зубы, глядя прямо перед собой. Быстро наступала темнота. Но было видно, что лицо Лона напряжено и зеленые огоньки приборной доски отбрасывали отсвет на его шрам. — Я знал, что у тебя тоже не будет романов. Хорошая, славная Софи Джонсон будет верна мужу. Так и было?
Она моргнула, гоня прочь жгучие слезы.
— Конечно, я была верна.
— Конечно. — Он улыбнулся, но не было ни теплоты в улыбке, ни жалости в глазах. — Ты верна всем — кроме меня.
Кровь прилила к ее щекам, и она ощутила жар во всем теле.
— Лон, мы были молодыми. Я была молода.
— Не настолько.
— Это было давно.
— Не настолько давно, чтобы я забыл.
— Лон!
— Не думай, Софи, что все закончилось. — Этот глубокий голос вгонял ее в транс. Она вдруг обнаружила, что смотрит на него. Его глазам полагалось бы быть черными, но у них светлый, чистый- чистый голубой оттенок. — И конец еще не близок. Тебе нет двадцати восьми. Мне тридцать два. Перед нами — вселенная времени.
Когда они подъезжали к Мелроуз-корт, голова Софи кружилась, а внутренности сжимались так, что она не сомневалась: сейчас ей станет плохо. Остановив машину, Лон бросил на нее жесткий взгляд.
— Ты сегодня ела что-нибудь?
— Со мной все в порядке.
Но когда Софи выходила из машины, ноги у нее подогнулись, а глаза были полны злых слез.
Не обращая внимания на протесты, Лон повел ее в дом.
— Ей слегка нездоровится, — сообщил он удивленной графине Уилкинс, все еще поддерживая Софи за талию. — Можно у вас попросить стакан воды?
Графиня вышла, и Лон заглянул в лицо Софи.
— Ты побледнела, Софи.
Только Лон умеет быть таким бессердечным. Только Лону могло прийти в голову наказывать ее. Ну да, он нравился ей в ту пору. Да, может быть, она даже любила его. Но ему было нужно больше, чем ее любовь. Ему нужно было все. Вся Софи. Он как водоворот, и он смертельно пугал ее.
— Я не готова к новым отношениям, — прошептала она.
— Значит, это неправда насчет тебя и… Как его зовут? Богатый, красивый мужчина. Черные волосы, примерно как у меня, темные глаза…
— Федерико, — прервала его Софи, поперхнувшись.
— Федерико, — задумчиво протянул Лон. — Что-то иностранное.
Софи передернула плечами и опустила темно-синие глаза.
— Разве мы все не иностранцы?
В любой другой момент Алонсо улыбнулся бы. Что верно, то верно. Лон и Софи в ранней юности познакомились в Латинской Америке, и их круг составляли по большей части приезжие со всех концов мира. Дипломаты, инженеры, горняки, банкиры, инвесторы. Но Лон не был расположен улыбаться, когда речь шла о Федерико Альваре.
Мигель Вальдес являлся одним из воротил латиноамериканского наркобизнеса, и Федерико Альваре был его правой рукой. Лон, в прошлом агент МИ-6 [3], знал Федерико лично. Этот Федерико утащил бы Софи в преисподнюю, если бы мог.
— Ничего страшного, если ты стала встречаться с новым мужчиной, — сказал Лон непринужденно, не обращая внимания на пламя, которое жгло его изнутри. Софи с другим мужчиной? Возможно. Допустим. Понятно. Софи с Федерико Альваре? Никогда. Именно слух об этих отношениях привел Лона в Англию. Ему сообщили, что у леди Уилкинс неприятности, что она связалась с одним из самых опасных преступников мира. До сих пор он в это не верил. — Нет никаких причин, чтобы ты не встречалась с мужчинами. Прошло два года.
— Я не намерена ни с кем встречаться. Он не мой мужчина. Он просто… друг. — Софи не могла смотреть Лону в глаза; она упорно изучала пол. — Федерико работал с Клайвом.
— Я и не знал.
Нижняя губа Софи задрожала. Она сжала губы, чтобы унять дрожь.
— Ты и не мог знать. Когда мы с Клайвом поженились, ты не захотел с нами общаться.
— Это улица с двусторонним движением, Софи.
— Клайв пытался.
Синие глаза гневно сверкнули. На ней было шерстяное кремовое платье. Вот обозначились груди, вот изящная шея, вот этот сладкий рот…
Губы Софи даже без помады были полными и розовыми; Лону захотелось выпить из этих губ все упреки, высосать воздух из ее легких, вдавить ее в себя.
