совсем ребенком.
— Ничего, я быстро повзрослела. Пришлось. С того дня я всегда запирала свою дверь и спала при свете. Как только я подросла, я стала просить, чтобы меня отправили в пансион, потому что не хотела оставаться с ним под одной крышей. Само собой, отчим был против. Меня спасло только его самомнение. Он всегда был уверен, что в один прекрасный день, когда я подрасту и лучше узнаю жизнь, я полюблю его. Он всегда надеялся на это и, по-моему, надеется до сих пор. Глупо, правда? И все же это меня спасло.
— Слава Богу.
— Да. Стефан в конце концов согласился отпустить меня, с тем условием, что я буду приезжать домой каждые полгода и еще на праздники. Я приняла его условия и всегда выполняла их. В конце концов, в его руках было благополучие моей матери. Так что это было нечто вроде обоюдного шантажа. Нам обоим было что-то нужно друг от друга. Он хотел меня, а я хотела, чтобы он заботился о моей матери. Но я никогда не соглашалась поселиться у него. А что до моей матери — Стефан знал, что, если с ней что-то случится, ему меня больше не видать. Поэтому он очень хорошо о ней заботился.
— Ублюдок! — Син стиснул кулак. — Нет, я его точно убью — хотя бы за одно, что он сделал с тобой!
Он вспомнил, как ему хотелось открыть ей глаза и показать, какое чудовище этот Стефан. Теперь он всей душой желал, чтобы ее глаза оставались закрыты.
Джиллиан посмотрела на него — в ее глазах отчетливо читались все ее страхи.
— Он не сдастся, Син! Каждый раз, когда я приезжала к нему… — Она содрогнулась. — Я не дамся ему! Даже если он прорвется через линию защиты всех твоих людей. Он меня не получит!
— До этого не дойдет, — мрачно сказал Син. — Я тебе обещаю.
Он протянул руки, и она снова прижалась к нему. Синклеру хотелось еще раз извиниться перед ней. Ему хотелось крепко прижать Джиллиан к себе и не выпускать, так, чтобы ничто на свете не могло больше ранить ее. И больше всего ему не хотелось отпускать ее с острова.
И при этом он знал, что обязан отпустить ее. И знал, почему. Казалось бы, от этого должно было быть легче. Ничуть не бывало! Наоборот.
— Папочка, папа! Поиграй со мной! — раздался звонкий детский голосок.
Лили влетела в кабинет, вся такая солнечная, улыбчивая, в светлых кудряшках, с куклой на руках.
Но, увидев, что ее папа обнимает Джиллиан, она застыла как вкопанная.
— Здрасьте, — робко поздоровалась она. Джиллиан высвободилась из объятий Сина и отошла на несколько шагов.
— Привет, Лили. Ты пришла за своей Вероникой?
— Угу, — ответила Лили и перевела свои темно-зеленые, полные любопытства глаза на отца.
Он подошел к ней, взял ее на руки и поцеловал в нежную щечку.
— А где Рена?
— Не зна-аю, — протянула она нараспев.
Теперь, на руках у отца, девочка почувствовала себя увереннее и снова перевела взгляд на Джиллиан.
И как раз тут в комнату вошла Рена, как всегда спокойная и добродушная.
— Ах, вот ты где, моя маленькая! Ну что за непоседливый ребенок! Она только что встала, мистер Дамарон. Стоило мне отвернуться — и ее уже нет!
— Лили, — строго сказал Син, но нежность все равно звучала в его голосе. — Разве я не говорил, чтобы ты сегодня никуда не отходила от Рены?
— Угу. А Джиллиан со мной поиграет?
— Мы с Джиллиан разговариваем. И я тебя не об этом спрашивал. Ты почему убежала от Рены? Я же ведь сказал, что ты должна быть с ней. Я объяснил, что это важно. Помнишь?
Девочка кивнула.
— Но я хотела к тебе…
— Это хорошо. Но в следующий раз приходи вместе с Реной. Понятно? Отвечай, понятно или нет?
— Понятно.
— Надеюсь, что понятно. Потому что это очень, очень важно!
Син обнял ее, потом поставил дочку на пол, и она тут же уселась на кушетку рядом со своей куклой.
— А может, ты возьмешь Веронику и пойдешь к себе? — спросил Синклер. — Я скоро приду.
Лили замотала головой.
— Нет, пойдем сейчас!
— Лили…
— Син, если это из-за меня, то не стоит этого делать, — сказала Джиллиан. — Если хочешь, иди к Лили, а я отправлюсь к себе. Это даже неплохо.
Ее все еще немного трясло, и в ней вновь пробудился старый инстинкт — уползти к себе и зализать раны в одиночестве.
— А лучше пойдем с нами! — внезапно предложила Лили, изумив всех троих взрослых. — Папа, можно, Джиллиан тоже пойдет с нами?
— Сначала мне надо поговорить с ней наедине. А потом она может пойти с нами, если захочет. Но, знаешь, лапочка, я не смогу играть с тобой прямо сейчас. Это из-за тех злых людей, о которых я тебе говорил, помнишь? Мне надо кое-что сделать, чтобы они больше никого не обидели.
— Ладно… — сказала Лили и сползла с кушетки, держа в каждой руке по кукле.
Джиллиан улыбнулась Лили. Она приняла решение.
— Я сейчас приду.
— Иди скорее! — сказала Лили.
— Ладно.
Когда Лили с Реной вышли, Синклер обернулся к Джиллиан.
— Тебе вовсе не обязательно играть с Лили, если ты не хочешь.
— Хочу. Мне все равно делать нечего, и, может быть, это меня отвлечет от… от того, что должно произойти.
Насчет последнего она сильно сомневалась, но попробовать стоило.
— Тогда ладно, — Син еще раз обнял ее. — Ты не беспокойся. Я понимаю, что это почти невозможно, но ты все-таки постарайся, а? А я постараюсь тебя не подвести.
«Подвести?» — удивилась Джиллиан. Это она сама подвела себя — тем, что слишком хотела Сина, тем, что ей его не хватало. Но он ее подвести не может — он же ей ничего не обещал.
Джиллиан было совсем нетрудно получать удовольствие от игры с Лили. В невинном мирке девочки она чувствовала себя как дома. Но расслабиться она не могла, и, когда Лили пришла пора ужинать, она извинилась и ушла к себе.
Часы отсчитывали секунды, и с каждой секундой Джиллиан чувствовала себя все более напряженной.
Когда стемнело, ее беспокойство наконец взяло верх над ней, и она больше не могла держать себя в руках. Как только появился Синклер, она встретила его весьма воинственно.
— Где ты был? Что происходит?
— Извини, что задержался, — спокойно ответил он и сразу перешел к делу. — Несколько часов назад Уайс оставил Ближний Восток.
Джиллиан нервно сцепила руки.
— Где он?
— Это нам неизвестно.
Сердце у нее замерло, потом забилось в два раза быстрее обычного.
— Что значит «неизвестно»?
— Мы не можем обнаружить его ни с помощью наших осведомителей, ни с помощью радара.
— Нет, — Джиллиан замотала головой, отказываясь принимать то, что он сказал. — Этого не может
