За что Сейфулин не любит Ухтомск?
Аяз Вахитович перекатился на своих кривеньких ножках к окну (как хорошо, что под широкими брюками никто не видит, какие они у него тоненькие!) и подумал, что такой вопрос ну совершенно неправомочен.
Лучше спрашивать: за что Сейфулин Ухтомск ненавидит?
О, на этот вопрос ответ был бы дан незамедлительно, развёрнуто и полно! Лидировали бы, конечно, десять тысяч жителей, которые никак не увеличатся до двенадцати, чтоб, наконец, ПГТ — пэ-гэ-тэ! посёлок городского типа!!! — Ухтомск переименовали в город! А уж из этой причины не то, чтобы 'проистекли', а вырвались бы, как конфетти из хлопушки, все прочие: полная бесперспективность тутошней жизни, отупляющая монотонность работы, гнетущая невостребованность талантов (разумеется, речь о талантах Аяза Вахитовича), пассивность и безынициативность местных, и если бы не перспективы, которые открывало перед Сейфулиным международное агенство 'Флауэр'… то вообще!
Нет, вообще — пора бы Леночке усвоить: в четырнадцать ровно шефу жизненно необходимо получить свои пол-литра чёрного кофе. Всё равно ведь летом никаких забот, ногти покрасить и кофе сварить…
Аяз требовательно хлопнул по звонку, но дверь, кажется, начала раскрываться ещё до того, как затренькал колокольчик в приёмной.
— Леночка, ну наконец-то, я сколько раз дол…
Сейфулин поперхнулся привычной фразой-распеказой: в дверь входила не Леночка.
Далеко не Леночка…
Это были…
Ослепительные!
Роскошные, великолепные…
Ноги!
Они вошли в кабинет первыми.
Сейфулин вспоминал после, не раз и не два, и пришёл к выводу, что всё же они просто оказались тем, что в первый момент впечатлило его сильней всего. Ведь неимоверно длинные, стройные ноги в тончайшем мерцании дорогущих чулок пришли не сами по себе — они принесли свою счастливую обладательницу. Если бы к подоконнику пришвартовался НЛО и его зелёненькие (или синенькие, или какие они там на самом деле) пилоты вступили с Аязом в контакт, его бы это впечатлило не столь сильно. Он же здравомыслящий мужчина, он же знает, что на самом деле никаких НЛО не существует, а есть только выдуманная правительством фигня, отвлекающая внимание плебса, а, раз привиделись 'черти полосатые', пора обращаться к специалистам… но это!
Это!..
Это была галлюцинация. Разве могла в кабинет Сейфулина войти живая, настоящая женщина такого класса? С такой идеальной модельной внешностью, в такой одежде, при таком макияже — словно со страниц 'Бизнес-журнала' сошла, из статьи о жизни преуспевающей жительницы дальнего зарубежья.
Аяз Вахитович пару раз промахнулся мимо кармана, потом всё-таки вытащил почти чистый носовой платок и промокнул резко вспотевший лоб (какая лысина? Вы о чём? У него, кандидата исторических наук, просто высокий лоб, свидетельствующий о недюжинном уме!)
Галлюцинация улыбалась и не исчезала.
Пауза затягивалась.
Запищал коммутатор. Сейфулин, не глядя, дотянулся, принял вызов.
— А-аяз Ва-ахи-тович! Там к вам посетительница, пускать? — лирично пропел голосок Леночки.
— Поздно, — выдохнул Сейфулин, но тут же, поняв, что дара речи не потерял, исправился, расправил плечи и ещё раз вытер пот и прибавил громкость:
— Здравствуйте, проходите, я директор краевого государственного бюджетного образовательного учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей 'Ухтомский детский дом', Аяз Вахитович Сейфулин, а вы, не имею чести быть, э… представленным…
Галлюцинация — или свершилось чудо, и эта женщина реальна? — улыбнулась, обворожительно и мягко. И заговорила — словно в знойной пустыне зажурчал родник:
— Аяз Вахитович, мы же договаривались с вами о встрече на сегодня! На тринадцать тридцать, просто, извините, проблемы с транспортом, мне пришлось задержаться… но я вам об этом писала, вы же получили эс-эм-эс?
Аяз открыл рот.
Закрыл.
Рванул непослушными пальцами ворот рубахи, запутался в узле галстука, закашлялся.
Прохрипел:
— Я же списывался с Алексом Фростом!
Гостья в ответ рассмеялась так заразительно, что Сейфулин, хоть и побагровел, но улыбнулся в ответ.
— Я — Алекс! — она изящно прижала тонкую ладошку к высокой груди. — Я — Алекс Фрост, заместитель руководителя российского отделения агентства 'Флауэр'! Просто, видимо, я нигде не говорила о себе так, чтобы можно было понять, что я женщина!
— Куда он делся?
— Не видел!
— А ты?
— Чего сразу я?! Ты на выходе стоял, что, не мог поймать?
— А чего там ловить, дело плёвое, глисту глазастую за шиворот, и всё!
— Вот сам бы и ловил, раз дело тебе плёвое!
Алёшка сжался в комочек и одной рукой зажал рот, чтоб мучители не услышали его дыхания, а другую прижал к груди: там отчаянными рывками билось сердце.
Слишком громко…
— И где его теперь искать прикажете? Куда он мог рвануть?
— Да небось опять в дальний парк.
— Мелюзге туда нельзя же.
— А ему пофиг, он всё равно туда лазит, всё клады закапывает. Я на днях подследил, чего он там роется, прикиньте, чего прячет?
— Ну, чего?
— Каракули свои! Стёклышками накрывает и закапывает!
Алёшка глухо пискнул.
Эти гады нашли его секретики! Его тайники!
— Ша! Все слышали?
Алёшка перестал дышать.
И только сердце бухало, как отбойник у слесарей, менявших трубы в канализации на прошлой неделе.
— Да ну, померещилось.
— Ну что, искать пойдём?
— Ага, сейчас, разбежимся и попрыгаем. Искать ещё его.
— Точно! Сам к ужину вернётся!
