— Это еще зачем? — спросил Вялый.
— Затем, — ответил Сержант.
Выстрелы раздавались совсем близко, и было от этого жутко на душе.
Сейчас, вот сейчас же появятся люди, которые захотят тебя убить, а тебе нужно будет убить их.
Бойцы озирались неустанно.
Стреляли, впрочем, больше всего с базы, подумал Сержант, присев, когда затарахтело особенно упрямо. И брали высоко.
— Сержант, ты что молчишь? — не унимался озлобленный Вялый.
— Мне кажется, что стреляют только с нашей стороны, — сказал Сержант.
Вялый прислушался.
— И чего? — спросил.
— А то, что они больше распугивают, чем перестреливаются. Может, там, в лесу, и нет чехов. И чем больше мы будем лезть к базе… — сержант набрал воздуха, куда-то все время пропадающего, — тем больше у нас шансов… чтобы нас свои застрелили. Ты понял? И еще сейчас начнутся наши растяжки. И мы на них можем подорваться. — Он объяснял все, как ребенку.
Вялый смотрел недоверчиво.
— И чего? — еще раз спросил Вялый.
— Наблюдайте, наблюдайте, парни, — сказал Сержант оглядывающимся на них бойцам. — А то вылезут откуда… — И только после этого посмотрел на Вялого.
— Мы пойдем к дороге. У дороги нет растяжек. И оттуда можно базу хорошо рассмотреть. Если они нас первые не увидят.
Они двинулись наискосок, в сторону от базы, — туда, где шла дорога.
Перелесок кончился, началась открытая местность.
Присели, переводя дух. Вслушивались, как снова стреляли. Отсюда опять было неясно, как стреляют, кто, в какую сторону.
Рации бы сейчас… Носимся тут… — подумал Сержант печально, покосился на Витьку, и, показалось, тот понял его взгляд, отвернулся.
Сержант достал бинокль и стал смотреть на видную уже дорогу.
«Козелок» наш, наверное, проехал недавно…
Вот если добраться до того поворота налево, понимал Сержант, нам будет видно базу. Можно, лежа на насыпи, рассмотреть все. Только если кто-то поедет по дороге… Будет глупо. Никуда не убежишь.
Вдвоем пойдем, решил Сержант. С Вялым? Кряжа бы взять, но у него гранатомет. Он отсюда граником любую машину жахнет… А Вялый сразу в штыковую бросится… Ну, не Рыжего же брать. И Витьку не возьму. А Самара еще молодой.
— Пошли, Вялый, — сказал. — Пацаны, прикроете, если что… — попросил. — Кряж, ты за старшего. Если увидишь: возле нас машина с бородатыми встала — стреляй сразу. Меться лучше. Твой выстрел спасет нас. Если попадешь… И все остальные пусть поддержат.
К дороге можно было бы доползти, но это уж совсем унизительным показалось.
И они побежали, сгибаясь и хватая воздух цепкими лапами.
Какая дурь, думал Сержант. Бежим, как… как дураки… Сейчас подбежим к дороге, и нам навстречу… черти эти… на машине… «Куда спешите, солдатики?» — спросят. И мы развернемся и побежим обратно…
По камням и рытвинам, чуть ноги не поломав, добрались… Перебежали через дорогу, по которой еще вчера ехали, такие свободные, спокойные, локти наружу, потные морды улыбались… Вот и след от колес, пыльный…
Скатились на задницах по насыпи. Поползли к повороту.
Ну что, база… Как ты там, база?.. — думал Сержант, прислушиваясь. Сейчас глянем, а там черный флаг висит…
Что же это творится в моей стране, подумал еще мельком. Почему я ползаю по ней… а не хожу…
База, вот. Стоит углом, боком. Два смурых этажа, мешки на окнах. Ничего не видно. Никто ее, по крайней мере, не штурмует. Лестницы не стоят приставные, не лезут по ним.
Сержант долго вглядывался, прищуриваясь, глупо надеясь, что увидит чью-то руку, махнувшую из бойницы, или даже лицо — и все сразу станет ясно.
Потом взял бинокль, приник надбровными дугами.
База была непроницаема.
— Чего там? — не выдержал ожидания Вялый.
— Ничего, — ответил Сержант и передал Вялому бинокль: тот все равно не поверил бы, что — ничего.
Вялый смотрел долго, и Сержант начал от этого уставать: надо было возвращаться в перелесок и снова думать, как быть.
Пить охота.
Достал фляжку, глотнул.
Вялый пополз куда-то. Сержант хмуро смотрел ему вслед, не окликая.
Насыпав себе пыли на черный берет, Вялый высунулся высоко, но смотрел уже не на базу, а куда-то в сторону.
Опять, злобная, началась стрельба — палили с другой, невидимой им стороны базы. С этой и некуда было стрелять, кроме как по дороге и по деревьям. Но от базы до перелеска лежало метров триста пустоты и песка, и все это хорошо простреливалось.
Зато с оборотной стороны базы были холмы и еще какие-то брошенные постройки, вроде конюшен или коровника. Там было где укрыться бородатым.
— Я «козелок» вижу, — сказал Вялый, вернувшись: рожа грязная, но сухая, не потная — Сержант подивился на это.
— Где?
— За постройками торчит. Они объездной дорогой туда подъехали, видно. Мимо базы. Здесь не проезжали. Чтоб не обстреляли их наши.
С одной стороны, «козелок» нам нужен: там рация, размышлял Сержант. С другой — у бородатых уже есть рации наши… И волну они знают. Они ведь разоружили пацанов, что ехали нам на смену… Или убили уже… Не будем об этом, не надо. Никого не убили. Все живы… О чем я?
— Вялый, зачем нам этот «козелок»? — спросил Сержант вслух, чтоб не думать.
— Да тебе вообще ни хера не надо, — ответил Вялый, слизывая белую пыль с губ.
— Мне не надо. Надо тебе. Вот я советуюсь: зачем?
— Там рация.
— Я уже подумал. Чехи на ней уже сидят наверняка, на нашей волне. Что мы скажем в эту рацию: привет, братки, мы в лесу? Возьмите нас, кто-нибудь!
— Лучше здесь, в пыли, сидеть? — спросил Вялый. — Без жратвы?
Сержант молчал недолго.
— В лес пойдем, — сказал. — А вечером — к постройкам. Когда стемнеет.
Сержант лежал на траве.
Все тело томилось и ныло от неизбывного ощущения, что в этом лесу водятся другие человеческие звери, и они могут прийти сюда.
Но прятаться было негде.
И думать не о чем.
Потому что любая мысль приводила к тому, что сегодня могут убить…
Как все-таки это… глупо. Оказалось, что только так все и выглядит — глупо, когда подступило к самой глотке.
Сержант вспомнил, как он позвонил матери, приехав сюда. Мать даже не знала, что он здесь: он ей не сказал, уезжая, — обманул. И тут услышал ее голос в трубке.
— Я убью тебя, сынок, что ж ты делаешь! — сказала мать.
Сержант даже улыбнулся тогда: настолько нелепо, настолько беззлобно и оттого еще более жалостно
