До позднего вечера не покидают гостеприимного дома художники, нервно вздрагивая при каждом звонке у входной двери.
Наконец пришла долгожданная телеграмма. Облегченный вздох. Поленов радостно сообщает: все питомцы приняты. Они прыгают, резвятся, буйствуют, наполняя квартиру шумом молодости.
Еще большие волнения вызвала другая поездка Поленова в Петербург. Молодые экспоненты собирались стать полноправными членами товарищества. Выберут ли их?
В три часа ночи, вернувшись с бурного собрания, садится за письмо Поленов: Светославский, Остроухов, Левитан, Степанов и другие приняты общим собранием.
Левитан был на торжественном годовом обеде передвижников. А когда вернулся в Москву, поспешил поделиться радостью с Поленовым. Василий Дмитриевич оставался в Петербурге, и жена написала ему об этом посещении. Быстро пришел его отклик: «…Как мне приятно слышать про Левитана, что он в хорошем настроении, хочет работать и доволен тем, что был на обеде. И я остался доволен обедом и тем, что приняли так много молодежи. Действительно почувствовалась возможность обновления, какой-то молодостью повеяло…»
Много вдохновенных часов провел Левитан на знаменитых поленовских рисовальных вечерах. На них бывали друзья хозяина, старшее поколение художников: Репин, Суриков, В. Васнецов. Приходила и молодежь: братья Коровины, Виноградов, Врубель, Серов, Пастернак, Архипов и другие.
Собирались рисовать и по утрам в воскресенье. Е. Д. Поленова писала в 1889 году П. Д. Антиповой: «…Устраиваются акварельные утра, горячее участие будут принимать Левитан и Коровин, самые даровитые ученики здешней школы… Такие молодые, свежие, верующие в будущее. Новой и хорошей струйкой пахнуло от этого элемента».
Приглашали натуру, позировали по очереди и участники вечеров. Делали наброски пером, акварелью, кто любил — пастелью.
Не раз позировал и Левитан: то в костюме бедуина, то в чалме.
Поленов сделал два наброска — пером и акварелью. Быстрыми, уверенными штрихами нарисовал друга М. Несторов, карандашный рисунок оставил Виноградов.
Рисовальные вечера очень сближали, за чаем после трудов велись разговоры о самом животрепещущем в искусстве. Тут же разбирали работы, в дружеской обстановке, без тени неприязни. Очень полезно было молодым порисовать рядом с маститыми, хотя бы с таким виртуозным рисовальщиком, как Репин.
Левитан старался не пропускать этих вечеров. Дом Поленовых, как и дом Чеховых, был для него родным. Он чувствовал к себе большую нежность, а главное — искреннюю заинтересованность в его творческом развитии.
Сам Поленов относился к Левитану с особой приязнью не только, как к своему многообещающему ученику. Он любил его восторженно, любил его красивую внешность и не раз усаживал позировать.
Удивительно хорош один портретный этюд! Написана только голова в белой шапочке и рука, подпирающая щеку. Модель получилась похожей. Спокойная поза, устремленный вдаль задумчивый взгляд. Лицо вылеплено уверенной кистью. Чувствуется: художник поработал с волнением.
Набросок этот — этюд для картины Поленова «На горе» («Мечты») и вошел в нее почти без изменений.
Но знакомый профиль бросается в глаза и на другой картине Поленова — «Христос и грешница». Принято считать, что и в этом холсте этюды с Левитана помогли Поленову создать центральный образ Христа.
Это отчасти верно. Какие-то черты Левитана можно найти в лице Христа. Но целиком его профиль послужил для создания типа араба, высокого, в белой шапочке, опирающегося на большой посох.
Можно сличить этюд, хранящийся сейчас в Поленовском музее, чтобы в этом убедиться. Здесь совпадение почти полно!
Нашел свое применение и набросок, сделанный с Левитана в костюме бедуина. Хотя сходство здесь и менее заметное, но общий характер головы в белом струящемся покрывале очень напоминает акварель, сделанную в тот вечер, когда позировал Левитан. Эти наброски, этюды разбудили более глубокий живописный интерес Поленова. Он все чаще с восхищением приглядывался к лицу Левитана. Какое оно изменчивое! То воодушевленное, пылающее, то потускневшее, задумчивое, даже страдальческое. Не уследишь за этими мгновенными переменами. И какое из этих выражений вернее характеризует талантливого пейзажиста?
Так постепенно у Поленова рождалась мысль о портрете. Он написал своего любимца в 1891 году, в год бурного успеха его пейзажей. Сам Поленов сообщал жене из Петербурга: «Дворик» Левитана производит общий восторг».
Раздумье, пристальный взгляд и очень покойная поза. Портрет поэтичен, резко выделяются белые руки с манжетами, воротничок и светлое лицо. Верный образ Левитана.
Поездка оказалась очень веселой. В теплый майский день Левитан и Лика Мизинова — подруга Марии Павловны — задумали навестить Чеховых, живущих на даче в Алексине. Добираться туда не просто. От Серпухова они сели на пароход и проехали по Оке всю ночь.
Пароход тащился очень медленно. Однако путешественники не грустили.
Левитан был неистощимо любезен, остроумен. Лика смеялась, отвечая на его шутки.
В пути случайно познакомились с помещиком Былим-Колосовским, который ехал в свое имение Богимово. Узнав о том, что поблизости живет его любимый писатель, новый знакомый пригласил Лику, Левитана и Чеховых к себе в гости.
Вечером того же дня в Алексин прислали лошадей, и молодая компания поехала за двенадцать верст в Богимово.
Неожиданно все попали в старинное запущенное имение с огромным парком, липовыми аллеями. В доме были просторные комнаты, окна выходили в парк.
А вскоре Чехов писал Лике: «Мы оставляем эту дачу и переносим нашу резиденцию в верхний этаж дома Былим-Колосовского», «… в Богимово, где Вы были и стояли под навесом, когда шел дождь».
Левитан переехал на дачу к дяде Лики Мизиновой Н. П. Панафидину и поселился в маленьком деревянном домике из трех комнат неподалеку от самой усадьбы. Это местечко носило поэтичное название «Затишье», находилось вдали от дорожных шумов и веселой жизни большого дома Панафидиных.
Переписка этого лета между друзьями была наполнена шутками, поддразниваниями. Левитан подшучивал над чувствами Чехова к Лике, а он весело изображал свою ревнивую тревогу. Тон был взят уже в первом письме Левитана:
«Пишу тебе из того очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею — божественной Ликой!
Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть…»
И дальше все письма в том же юмористическом тоне, с такой же колючей шуткой.
Шутит Левитан, отвечая на шутки Чехова, вносит свою веселую нотку в эту переписку и сама Лика.
Левитан приехал с Софьей Петровной. Степанова после шумного успеха его картины «Журавли летят» задержали в Москве заказы. Художник, по словам Лики, «мрачен и угрюм, и я часто вспоминаю, как Вы его называли Мавром».
Софья Петровна хорошо относится к Лике, приглашает ее в гости к себе, скучает, когда девушка долго не приходит. Но, шутит Лика в письме к Чехову, «ко мне близко он подойти не смеет, а вдвоем нас ни на минуту не оставляют».
Чехов приглашает Лику в Богимово, острит над ее вниманием к своему другу и шутливо заканчивает:
«…Кланяйтесь Левитану. Попросите его, чтобы он не писал в каждом письме о Вас. Во-первых, это с его стороны не великодушно, а, во-вторых, мне нет никакого дела до его счастья».
