Крайнем Поле.
Сказительница ушла, Кедар вместе с нею, а трое оставшихся пару минут просидели молча. Все они испытывали страшную усталость, но глаза Эмер все равно радостно сверкали.
— Пойду-ка я погуляю, — решительно заявила Ребекка. — Надо подышать свежим воздухом. Может, мне и Кусаку взять с собой?
— Конечно, — кивнул Гален. — Он, наверное, помирает с голоду.
Эмер промолчала, но благодарной улыбкой и взглядом попросила Ребекку не слишком спешить с возвращением.
Ребекка плотно закрыла за собой дверь, испытывая какое-то странное чувство, будто в груди у нее поселилась пустота. Она бесцельно брела по шумной ярмарке, почти не воспринимая картин, запахов и звуков веселья. Кусака шнырял туда и сюда, находя себе за каждым поворотом какую-нибудь новую забаву. Но даже его радость не смогла разогнать охватившую Ребекку печаль.
Кусака подбежал к ней, жалобно завыл, ластясь к ногам. Наклонившись, Ребекка взяла его на руки.
— Что, дружок, тебе тоже одиноко? — шепнула она.
Глава 67
Ярмарочный караван уже на протяжении двух дней неторопливо катил на юг, а истолкование послания, заключенного в письменах, топталось на том же самом месте. Да и сны Ребекки не отличались оригинальностью. Она все еще не могла влиять на них в достаточной мере и просто-напросто укладывалась спать, каждый раз надеясь, что ей удастся отыскать Невилла или разузнать что-нибудь важное. Но одного желания явно не хватало. А нетерпение, съедавшее ее душу из-за того, что они ехали так медленно, только добавляло переживаний. Ребекка нервничала из-за того, что ей предстояло вернуться в отчий дом, который, возможно, окажется опустошен войной, ее изводила собственная неосведомленность о событиях в Крайнем Поле. Беспокоила ее и судьба родных и близких, и неизбежные испытания, которые выпали на их долю. И прежде всего ее тревожила судьба Рэдда; правда, девушка надеялась, что теперь — в свете всего пережитого — он не откажет ей в праве прочесть в древней книге до конца о том, что же случилось с той — давнишней — Ребекхой. Узнать это казалось ей совершенно необходимым делом.
Ребекка испытывала сильное искушение нанять лошадей и в обществе друзей помчаться вперед, в обгон неторопливого каравана, но она понимала, что такой поступок будет и ошибочным, и опасным. До тех пор пока нынешняя история не завершится, домом Ребекки должен был оставаться фургон Санчии. Утешала ее лишь поддержка друзей — Кедара и Эннис, которые держались чуть отчужденно и, пожалуй, испуганно, и конечно же Галена и Эмер, хотя Ребекка и старалась при малейшей возможности дать им побыть наедине друг с другом. Вера в то, что втроем они образуют единое целое, была одним из немногих краеугольных камней в ее стремительно меняющемся мире.
Этой ночью ей приснилась череда сигнальных огней, сияющих во тьме, как драгоценные камни. У каждого из огней стояло по нескольку воинов, они всматривались в кромешную даль, отсветы пламени плясали у них на доспехах. А за спиной у них незримо шла бесшумная армия, грабя и уничтожая все вокруг и оставляя после себя лишь безжизненные пепелища. Армия подступала все ближе и ближе, делая узкую полосу жизни все тоньше и тоньше, до тех пор пока та почти полностью не сошла на нет, сдавленная темной солью с одной стороны и непроглядной пустыней с другой. Ребекка попробовала было закричать, попробовала предупредить воинские караулы, но утратила дар речи, и ее так и не зазвучавший голос поглотило оглушительное безмолвие страшного сна.
И как раз когда тонкая ниточка огней уже готова была погаснуть, видение претерпело резкую метаморфозу. Перед ней появилась группа музыкантов, они что-то наигрывали, и Прядущая Сновидения, увидев их, обомлела от радости. «Невилл! — окликнула она. — Скиталец, ты нам нужен…» Но вновь слова ее не нашли ответа. На этот раз их было не расслышать из-за музыки: кое-как можно было догадаться, что звучит военный марш, но музыканты нарочно играли не в лад превращая стройный ритм в дикую какофонию; потом каждый и вовсе принялся наяривать нечто отдельное. Взявшийся ниоткуда голос произнес: «Где наша третья часть?» Но ответа не последовало.
И тут она увидела музыканта: он стоял, отвернувшись от нее.
— Скиталец!
Невилл повернулся к ней, но что у него оказалось за лицо, о ужас! Вместо глаз, носа и рта одна лишь гладкая, безжизненная, лишенная каких бы то ни было отметин и очертаний кожа. Оставались на этом лице только уши, но все равно он не мог услышать ее.
А отвернулся он от нее, когда нелепую музыку заглушил грозный удар огромного колокола.
И на следующее утро ощущение смертельной опасности переполнило сердце Ребекки, заявляя о себе едва ли не физической тяжестью; приснившееся накануне не поддавалось никаким истолкованиям, кроме самого очевидного. Никто не мог помочь ей, даже Эмер и Гален, которые ночью в своих снах тоже уловили отзвуки ее чудовищного видения. А когда выехавшие вперед ярмарочные наездники воротились с известием о том, что в ближайшей долине разбило лагерь большое войско, страхи Ребекки получили наглядное подтверждение. Монфору и впрямь угрожали две армии, наступая на юг; судя по боевым знаменам, они встретили мятежных северян. На одном из знамен красовалась волчья морда с тремя звездами над нею — и, узнав об этом, Ребекка испугалась еще сильнее. Ярмарочный караван пополз чуть ли не по-черепашьи, вовсе не желая сталкиваться с вражеским войском, и вновь Ребекка подумала о том, не ускакать ли ей вперед, чтобы предупредить Монфора Отговорил девушку Гален, сумевший доказать, что подобное предприятие будет смертельно опасным и без малейших шансов на успех, зато если ее захватят в плен, все их усилия — и уже предпринятые, и предстоящие — и вовсе потерпят крах.
— Монфор наверняка выслал дозорных, — добавил он — И они в любом случае известят его быстрее, чем это получилось бы у тебя.
Поднявшись на перевал, Ребекка смотрела вниз, в долину. Она видела, что войско уже выступило в поход, и поняла правоту Галена. Ярмарочные фургоны на почтительном расстоянии потянулись за вражеским войском. В фургоне у Прядущей Сновидения царило напряженное ожидание: свой шанс они не упустят.
Монфор понял, о чем заговорит запыхавшийся дозорный, еще прежде чем тот успел произнести хотя бы пару слов. Король собрался с силами, стараясь хотя бы внешне не утратить невозмутимости, но душу его терзала паника. Самые страшные его страхи начинали сбываться.
— Сир, северные мятежники на расстоянии чуть больше дня пути отсюда, — доложил воин. — Наши отряды рассеяны, да и на те, что еще держатся, нет никакой надежды.
— Какие силы у «старой гвардии»? — как можно более спокойным тоном полюбопытствовал король.
— Точных сведений у меня нет, сир, но они ведут все свое войско. Как минимум три полка пехоты с лучниками и кавалерией.
— Тогда сколько же войск они бросили на Гарадун? — нахмурившись, спросил король.
— Никого, сир. Все идут на Крайнее Поле.
— Что ж, это, по крайней мере, кое-что, — вполголоса пробормотал король, радуясь хотя бы тому, что ничто не угрожает беззащитной столице. Вслух же он спросил: — А где они сейчас?.. Хотя нет, погоди-ка. Сперва я соберу своих офицеров.
В спешном порядке созванный военный совет постановил выслать всех, кого только можно выделить — то есть примерно половину войска, — навстречу «старой гвардии». Все понимали, что им необходима не просто победа, но победа быстрая и окончательная, с тем чтобы войско смогло вернуться на исходные рубежи и защитить кромку соляных равнин. В ходе сборов раздавались голоса, что разбить войско северян не составит особенного труда, но войску Монфора надлежит избегать при этом серьезных потерь, ведь ему предстоит затем дать достойный отпор объединенной армии барона Ярласа и наемников. А если тем удастся нанести удар именно тогда, когда половина королевского войска будет оттянута на север, то поражение неизбежно. Стало быть, скорость и согласованность действий приобретали решающее значение.
К полудню войско под предводительством самого Монфора выступило в поход. Элларда он оставил комендантом Крайнего Поля. К сумеркам две армии сошлись почти вплотную, их разделяло не больше мили, так что противники отлично видели друг друга. Костры, которые по всему полю зажег неприятель, свидетельствовали, что размер его войска и впрямь внушает опасения. Выставив дозоры и разослав разведчиков, король приказал отдыхать, понимая, что с решительными действиями лучше подождать до рассвета.
