Безбородко задумался: «Где это я уже читал? Батюшки, да это же стихотворение Державина!..» Тут Александр Андреевич вспомнил о полученном вчера пакете с анекдотом и улыбнулся.
Как раз в это время Державин подъезжал к особняку канцлера. Войдя внутрь, он с удивлением заметил, что вместо роскошной мраморной лестницы, которая вела из прихожей наверх, сделан отлогий деревянный скат. Гавриил Романович спросил огромного швейцара в пышной ливрее, отворившего ему дверь:
— Для чего сие?
— Как её величество имеют слабость в ногах, то для удобства следования в апартаменты устроено приспособление…
Поднявшись по скату, он велел секретарю доложить о своём приходе. Секретарь улыбнулся, поклонился и исчез за двойными дверями.
Державин нахмурился, но в ту же минуту двери раскрылись, и он шагнул в кабинет.
Безбородко встретил его, улыбаясь.
— Давненько, давненько, дражайший Гавриил Романович, я вас не бачил. Сидайте тут у кресло. Не знаю, для чего сии кресла именуются вольтеровскими, однако же сидеть в них удобно, як в люльке.
«Что он дурака валяет? — подумал Державин. — Ведь ещё намедни во дворце он от меня шарахнулся как от чумного…»
Безбородко погладил живот свой и опять улыбнулся.
— Слухаю вас, Гавриил Романович, слухаю, як пророка Давида…
Державин вспыхнул:
— Вот именно, касательно псалма Давида я и приехал объясниться. За то, что я переложил его псалом на стихи, и во дворце и в городе объявили меня якобинцем. Царь Давид якобинцем не был…
Безбородко покачал головой:
— Царь Давид бул великий царь. И не только потому, що якобы пас овец и одолел в единоборстве Голиафа, а потим сделался царём. Сие и с другими бувало. Возьмём, недалеко ходить, покойного графа Алексей Григорьевича Разумовского. И он был пастухом, а стал графом и законным, хотя сие и скрывалось, супругом императрицы Елизаветы Петровны…
Державин перебил канцлера.
— Прежде всего царь Давид создал могучее государство.
Безбородко махнул рукой:
— Ну и що с того! Мы знаем много царей и великих царств. Царь Давид понимал, як надо жить. Он завёл себе семь жён и десять наложниц, и среди них Вирсавию. Вирсавия — сие по-гречески, а по-еврейски будет Бат-шеба, что означает — «дочь семи лет». Оно так и возможно по тамошнему климату. Вирсавия вертела всем царством, хотя ей и було семь лет, и родила ему Соломона…
Слушая его, Державин вспомнил, что Безбородко помимо всего окончил Киевскую духовную академию с отличием, Ветхий завет знал превосходно.
Александр Андреевич, вздохнув, продолжал:
— А потим какие богатства накопил царь Давид. На построение Иерусалимского храма он оставил сто тысяч талантов золота и миллион талантов серебра…
Безбородко неожиданно оживился, схватил маленькие счёты из слоновой кости и с необыкновенной быстротой стал подсчитывать:
— Точно вам говорю: один талант золота — сие двадцать шесть тысяч восемьсот семьдесят пять золотых рублей, а талант серебра — две тысячи шестнадцать золотом…
Гавриил Романович пожал плечами:
— Я, граф, не могу в толк взять, какая из сего мораль?
Безбородко усмехнулся:
— Ниякой морали из сего быть не может, ибо человек раб своих страстей. Помянутая Вирсавия писала своему сыну Соломону: «Не отдавай женщинам сил твоих, ни путей твоих губительницам царей». А он що зробив? Сказано в писании: «И было у него семьсот жён и триста наложниц», и умер Соломон со словами: «Суета сует, и всё суета!»
Державин кашлянул, потом сказал:
— Однако, Александр Андреевич, хотел бы я вернуться к предмету, из-за которого приехал.
Улыбка исчезла с лица Безбородко, он задумался.
— Конечно, гистория с псалмом царя Давида смешная. И вы справедливо Зубову послали анекдот. Однако же если вдуматься в существо стихов, то они хотя как бы и древние, но ударяют в самую сущность нашего состояния.
Канцлер открыл ящик, вынул оттуда тетрадь со стихами Державина.
— Вот вы что о царях пишете:
Гавриил Романович помрачнел:
— Я свои стихи отлично помню, для чего же вы их мне читаете?
Безбородко усмехнулся.
— Для того, щобы вы поняли, что под ними и сам господин Робеспьер бы охотно подписался. Однако вы правильно поступили. Лучший из его выход сделать вид, що они к государыне императрице не относятся. И вам действительно после воскресного выхода императрицы доброе было бы хоть на месяц в Москву поехать…
Гавриил Романович задумался.
— Не знаю. У меня по Сенату и Коммерц-коллегии ещё многие дела в производстве остались…
Безбородко махнул рукой:
— Що дела!.. Они сами по себе идут. Господин Платон Зубов дела расписал по тысяча семьсот девяносто седьмой год. К сему году для учреждения торговли с Индией граф Валерьян Зубов займёт гарнизонами все важные места в Персии и Тибете. Суворов пойдёт через Андрианополь к турецкой
