Не было смысла открывать капот и копаться в моторе — в чем бы ни заключалась поломка, она все равно не сумеет ее устранить. Все, на что она была способна, это сменить покрышку, а покрышки-то как раз были новенькие.
Все равно что-то же нужно делать, и она откинула крышку капота. Результат едва ли был утешительным… Затем Каприсия проверила уровень бензина и убедилась, что его не осталось ни капли. Бензобак протекал так сильно, что был совершенно сухим, а запасной канистры у нее с собой не было. Мысль о запасной канистре с бензином в свое время ей почему- то даже не пришла в голову, и теперь приходилось мириться с фактом.
Мало того, Каприсия обнаружила, что съехала с шоссе. Должно быть, отклонилась от дороги в сгущающемся тумане. Это открытие принесло ей новое беспокойство. Пока она еще не окончательно потеряла присутствие духа, но чувствовала, что стоит обнаружить что-нибудь новенькое в том же роде, и оно станет для нее последней соломинкой.
Продолжать в бездействии стоять возле автомобиля было глупо, и Каприсия снова залезла внутрь, сжавшись в комок на сиденье. Несмотря на то, что на ней был плащ, она успела вымокнуть и вся дрожала, пытаясь согреться. Теперь она жалела, что ей не пришло в голову положить в машину плед. Конечно, если станет еще холоднее, можно будет достать новый зимний халат, который она сегодня приобрела в Лондоне. Но вслед за этой мыслью пришло оцепенение, не было ни сил, ни желания двигаться, она могла лишь сидеть и ждать, когда по дороге проедет чей-нибудь автомобиль и ей окажут помощь.
Тишина действовала угнетающе, давила, лишала воли. Так продолжалось довольно долго, прежде чем Каприсия услышала первый звук, нарушивший мертвое молчание, — блеяние овцы. Несколько мгновений она не могла понять, что это, и похолодела от страха. Но наконец здравый смысл пришел на выручку: овца… бедная овечка, она тоже потерялась в тумане, и это ее жалобное блеяние нарушило безмолвие угрюмой, бесчувственной ночи.
Каприсия так замерзла, что снова выбралась из машины и принялась ходить взад и вперед, чтобы размять окоченевшие ноги. Ей пришло в голову, что она сейчас, должно быть, где-то на вершине большого холма, вот почему здесь такой страшный холод.
Если бы кто-нибудь проехал мимо! Если бы жуткую туманную темень разорвал яркий свет фар…
Передние фары ее собственной машины еле-еле светились, а габаритные огни вовсе погасли. Сделка с Тони Морсби обернулась удачей для одного Тони.
Она твердила себе, не переставая трястись от холода и тщетно пытаясь унять противную дрожь, что он, должно быть, уже понял, она ему вовсе не пара — слишком глупа для дельца его масштаба. Это относилось и к Салли Кэрфакс. Уже наверняка они немало повеселились с Тони — и, может как раз в этот самый момент смеются от души, вспоминая серьезную маленькую австралийку, вся деловитость которой существовала только в ее собственном воображении.
Должно быть, они вдвоем уже наметили, что следующим номером сбудут ей в ближайшем будущем другие машины, новых лошадей, мебель, советы декораторов и модных архитекторов. Они сами оценят предметы и услуги, Каприсии останется только подписывать чек за чеком. Салли и Тони потребуют щедрых комиссионных и так будет продолжаться до тех пор, пока глупенькую австралийку не обдерут как липку и она не начнет понимать, что представляют собой люди, с которыми ее столкнула судьба. Но, к счастью для нее и ее банковского счета, она поняла это уже сейчас.
Однако в данный момент эта мысль принесла Каприсии мало утешения.
Внезапно ей послышался шум мотора. Одновременно сзади что-то ткнулось в ноги, и с ее губ уже готов был сорваться крик ужаса, но тут Каприсия увидела всего лишь овцу. Жалобно заблеяв, животное двинулось дальше и немедленно кануло в туманную пропасть ночи.
Не успела Каприсия прийти в себя от пережитого испуга, только зачастивший пульс начал успокаиваться, как вновь послышался звук автомобильного мотора. Если это действительно автомобиль, его фары совсем не видны в тумане, она стоит в стороне от дороги, значит, машина может проехать мимо и водитель ничего не заметит! Вот это ее добьет — каково знать, что ты потеряна на бескрайней равнине, никто из проезжающих не сможет тебя найти, помочь тебе, и ты обречена оставаться на этом месте до восхода солнца, превратившаяся в ледышку, с заиндевевшими волосами.
Каприсия напряженно вслушивалась в становившийся все более отчетливым шум приближавшегося автомобиля, который нарушал гнетущую тишину, давившую на нее со всех сторон. Она не осмеливалась сделать и шагу в сторону от своей машины, боясь потерять ее из виду — на расстоянии фута видимость уже кончалась. Если бы это случилось, ее положение стало бы совсем невыносимым.
Так она стояла в неподвижности и ждала, затаив дыхание, пока непроглядный мрак, окружавший ее, не разорвали два расплывчатых желтоватых пятна, напоминающих сливки на молоке. Когда эта неясная желтизна превратилась в яркие оранжевые круги, Каприсия испытала такое облегчение, что окончательно лишилась сил и не могла бы промолвить ни слова, даже если бы от этого зависело все на свете.
Автомобиль — к этому моменту стало понятно, что он был большим и мощным, — медленно подъезжал к ней, словно водитель разыскивал кого-то в этой пустыне. Но, видимо, он просто принимал меры предосторожности в таком густом тумане. Ноги Каприсии приросли к земле, и, стоя в теплом оранжевом свете фар, она готова была плакать от радости.
Когда машина остановилась рядом, и водитель окликнул ее, выглянув в окно, она почувствовала такое громадное облегчение, какое ей еще не доводилось испытывать прежде. Он же, казалось, вовсе не удивился, найдя ее здесь.
— Лучше вам сесть в машину, — сказал он, открывая дверцу. — Вы, наверное, немного замерзли, если уже стоите здесь давно.
Не отвечая, она на ощупь обошла автомобиль и опустилась на сиденье рядом с водителем. Каприсия действительно не могла выговорить ни слова. Радость от того, что ее наконец нашли, сжимала горло, и ей хотелось лишь тоненько и жалобно скулить, как делают продрогшие животные, когда их впускают в теплый дом. Готовая расплакаться, она уже несколько раз шмыгнула носом, и Винтертон протянул ей чистый платок, чтобы она могла вытереть лицо, достав его из жилетного кармана.
— Вы выглядите так, словно искупались в утином пруду, — отметил он, критически оглядев ее, настолько лишенным всякого сострадания голосом, что она не смогла удержаться, и ее плач перешел в слегка истерический смех.
— Сэр Галахэд! — воскликнула она. — Это правильно, что вы путешествуете не на белом коне! Белый конь вам совсем не к лицу.
— И вам было бы далеко не так уютно, как сейчас, в машине, — напомнил он. — Так сколько же вы прождали здесь, на этой дороге? — спросил он почти сердито, и в этом вопросе наконец прозвучало некоторое грубоватое сочувствие.
— О… целую вечность, — пробормотала она неопределенно.
Он посмотрел на часы.
— Ну тут вы немного преувеличиваете — я выехал из Лондона лишь на полчаса позже вас. Механик из гаража, где вы в первый раз остановились, сказал мне, что ваша машина совсем недавно тронулась дальше, но он сомневался, уедет ли она далеко. И я понадеялся быстро догнать вас, но после того как справился у второго механика… Я сделал ошибку, держась сзади вас большую часть пути. Когда вы съехали с дороги и потерялись, я чуть не потерялся сам. Честно говоря, только благодаря чистой случайности мне удалось снова найти дорогу, и также счастливая случайность помогла мне разыскать вас. А то я уже начал думать, что вы с вашей машиной растворились в воздухе… или вас похитили эльфы, которые обитают на этих холмах…
— О, не надо! — воскликнула она, вздрагивая.
Он успокаивающе похлопал ее по руке.
— Вы просто переволновались.
Она кивнула:
— Мне было по-настоящему страшно.
При свете лампочек, освещавших салон, он увидел, как она измучена. Лицо ее осунулось, по щекам с мокрых волос все еще стекали струйки воды. Она казалась совсем маленькой, несчастной и не переставала дрожать от холода.
Он озабоченно потрогал ее руки и лицо, они были холодными. Он быстро снял пальто и обернул
