видеть.
Он взял стул и придвинул его к огню. Затем затянулся трубкой, задумчиво глядя в огонь, как будто серьезно обдумывая ее слова.
— А почему ты считаешь, что я хотел избежать встречи с тобой? Почему именно с тобой? — спросил он наконец.
Она тряхнула волосами.
— Может быть, потому, что мы почему-то каждый раз ссоримся, когда встречаемся.
Он вынул трубку изо рта.
— А как ты считаешь — кто в этом виноват? Нет, нет, не отвечай, я пошутил. — И глаза его весело сверкнули. — Нет, конечно, я признаю, что я тяжелый человек, это есть. И, кстати говоря, раз уж мы заговорили на личные темы, позволь мне поздравить тебя с тем влиянием, которое ты оказала на мою мать. Никогда она еще не выглядела такой элегантной, как на сегодняшнем балу. Многие это заметили, хотя я лично, хоть убей, не знаю, что это за фасон и что за материал. Одно только могу сказать — ты ей посоветовала то, что нужно.
— Кстати, на самом деле это Конор выбрал ей это платье, — улыбнулась Джулия, чувствуя себя более спокойно, когда они заговорили о знакомом предмете. — Я только критиковала то, что пыталась купить Уна.
— Понятно. — Он снова стал смотреть в огонь. — Ты с Конором вообще… во многом имеешь схожие взгляды… Не только в выборе платьев, да? Вы всегда много смеетесь, когда вместе. Но наверное, это вполне естественно, не знаю. Вы же с ним примерно одного возраста.
Последнее замечание, как она заметила, было адресовано не ей. Он словно говорил сам с собой, проговаривая вслух то, что давно уже, как видно, приходило ему на ум.
— Ну, по правде сказать, мы с Конором мало в чем сходимся, — тихо сказала она. — Просто сама я не умею так легко относиться к жизни, и его фривольное и беззаботное отношение ко всему кажется мне забавным, и вообще с ним легко.
— И только? — сухо спросил он.
— Да, это все, — твердо ответила она.
Долгое время они сидели молча, Руад положил свою изящную голову на колено хозяина, поглядывая своими крупными карими глазами то на одного, то на другого, словно чувствовал какую-то новую связь между ними.
Хью выбил свою трубку о каминную решетку и вздохнул:
— Скажи, Джулия, тебе у нас очень трудно живется?
— Нет, совсем нет. — Она удивленно подняла брови. — Почему ты так решил?
— Потому что мы, Муртаги, своеобразные люди. Мои предки всегда гордились, что они такие особенные, непохожие на других! Взять хотя бы этот сегодняшний бал, который затеяла моя мать! Посмешище, да и только.
— Нет, я не могу с тобой согласиться, — быстро возразила Джулия, и он заметил, что эта тема искренне волнует ее. — Люди, окружающие твою мать, говорят на одном языке, Уна отлично понимает их шутки, намеки. Я здесь совсем чужая, пришелец, на которого все смотрят как на чужака. У меня с этими людьми нет решительно ничего общего.
— Да, возможно. Знаешь, у моей матери какая-то тяга к неумеренной расточительности, лишь бы произвести впечатление на узкий круг старых сплетников, какой-то неуемный эгоизм, называй как хочешь. И поэтому мы, Муртаги, никогда по-настоящему ни с кем близко не сходимся, всегда стоим немного особняком.
— Но ведь на самом деле вы гордитесь этим, не так ли? — бросила она ему.
— Джулия, почему ты всегда так безжалостна ко мне? — мягко спросил он. — Неужели я правда кажусь тебе таким надменным и чванливым?
Она устало потерла лоб:
— Нет, просто ты меня всегда так смущаешь. Я не знаю, что сказать, чтобы не совершить очередной ошибки.
— Да, тогда я, наверное, сам в этом виноват, — заметно погрустнел он. — Понимаешь, Джулия, с тех пор как умер мой отец, я лишен защиты, чувства безопасности. Отец мне запомнился таким крупным, веселым человеком. Он исполнял любую прихоть моей матери. Шкафы Лискуля были забиты красивыми вещами, шелками да бархатом. Стоило ей только захотеть какую-нибудь вещь — и она ее получала. Я был еще совсем юным, когда отец умер, и практически в одно мгновение вся прежняя жизнь для меня закончилась. Пришла пора подсчитывать, с чем мы остались. Адвокаты обнаружили, что у отца была масса долгов, и я тогда уже понял, что детство прошло и мне придется много работать, чтобы Лискуль не был продан за долги. Конечно, моей матери тоже было нелегко, когда вся та роскошная и беззаботная жизнь ушла в прошлое, и, признаться, я не всегда проявлял к ней достаточно сочувствия. Но, честно говоря, у меня мало времени на любезности и светские тонкости.
— Тогда понятно, почему ты так хорошо понимаешь Эйлин, — сказала она безо всякой задней мысли. — Она отлично тебя знает, твое прошлое, твой характер.
Он невесело рассмеялся:
— Мы с Эйлин прекрасно подходим друг другу, потому что она — опасная игрушка. Эйлин всегда отвечает ударом на удар, а вот ты, Джулия, совсем другого склада. — Он помолчал, с нежностью глядя на ее профиль, юный и беззащитный в мягком рассеянном свете.
Она с живым интересом слушала то, что он ей рассказывал, чтобы найти в его рассказе ключ к собственным своим, непонятным ей, сложным чувствам.
Но он не стал дальше распространяться на эту тему, встал, схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.
— Знаешь, детка, по-моему, ты стала проявлять слишком много любопытства. Хотя, конечно, мы тебя просто замучили. Ты в последнее время просто разрывалась между бунтующими слугами и капризами матери. Хочу тебя спросить, когда ты последний раз дышала свежим воздухом?
Джулия наморщила лоб, обдумывая этот полушутливый вопрос с юной наивностью.
— А… вчера нам не хватило яиц, и я ходила пешком на ферму.
— Понимаешь, я тут подумал, если ты куда и выходишь, то только по делам, чтобы купить или привезти что-нибудь. Пора бы тебе уже прогуляться безо всяких заданий.
— И что вы мне порекомендуете, доктор Муртаг? — улыбнулась она.
— Я предлагаю тебе заняться всерьез верховой ездой. Упражнения на свежем воздухе будут тебе очень полезны, и потом, я совершенно уверен, что тебе это понравится. Завтра же возьму тебя с собой. Я сам поведу лошадь в поводу. Поначалу так будет лучше, чтобы ты не испугалась, а привыкла сидеть в седле.
— Признаться, я немного боюсь ездить верхом, — честно сказала Джулия. — Но все равно мне очень хотелось бы научиться. Я всегда так мечтала об этом, но, разумеется, у меня никогда не было такой возможности.
— Ну и отлично, тогда завтра, сразу после завтрака, — ответил он и попрощался.
Только потом, глядя в окно своей спальни на полную луну, которая превращала спящую природу в фантастический пейзаж, где все тонуло в призрачном голубом свете, только потом она осознала, что, будучи настоящим Муртагом, он не оставил ей свободы выбора. Он решил, что она должна научиться ездить верхом, — и все, значит, она должна научиться.
Джулия слегка улыбнулась в темноте, глядя, как серо-черные облака проплывают по бледному диску луны.
Глава 9
Холодный резкий утренний свет поздней осени освещал Уну, сидевшую во главе стола за завтраком, безжалостно выдавая ее возраст.
