если бы я тоже могла позволить себе говорить, что думаю, как Уна», — вздохнула она с неожиданным раздражением.
Теперь она поняла, почему у Уны постоянные разногласия с сыном. Каждый из них был в своем роде властным и не терпящим возражений человеком. Хотя, пожалуй, Хью более опасен, подумала Джулия, глядя на его неулыбчивое лицо и холодные прищуренные глаза. Уна легко выдавала свои чувства, особенно когда была чем-то возмущена. Ее же сын преследовал свою цель с безжалостной, неумолимой настойчивостью.
Оглядев гостиную, в углах которой уже появились вечерние тени, Джулия вдруг почувствовала себя очень неуютно. Девушку угнетала напряженность, возникшая между матерью и сыном — хозяевами дома. А уж эта Эйлин с ее приторно сладким голоском! И циничное равнодушие Конора — все это создавало атмосферу, которая была глубоко чужда ее открытой, искренней натуре.
Голос Эйлин, которая чем-то возмущалась, вернул ее к действительности.
— Ты нарочно так говоришь, Уна, потому что знаешь, что я терпеть не могу охоту!
— Ну а почему? Видит бог, у тебя есть для этого все возможности, — возразила Уна. — Любая девица, которая хоть сколько-нибудь себя уважает, ни за что не посмеет признаться, что боится ездить верхом.
— Ничего я не боюсь! — почти взвизгнула Эйлин. — Ты говоришь об этом, лишь бы мне досадить и представить меня в невыгодном свете. Ты, конечно, уверена, что носиться верхом на лошади, не разбирая дороги, по полям и лесам — это верх аристократизма, да к тому же и лицо сделается как бурая свекла…
— Спасибо, — немедленно откликнулась на это Уна, усмехаясь. — Забавно на тебя смотреть, когда ты выпускаешь коготки, а не умильно мурлычешь.
— Ну знаешь, Уна, дорогая, ты сама напросилась, — подал голос Конор. — Скажи, почему ты так бурно реагируешь на то, что Эйлин не желает брать барьер или перепрыгивать канавы?
Уна поджала губы и промолчала. Джулия внимательно взглянула на Хью. Видимо, такому мужчине, как он, любое проявление трусости или страха казалось непростительным. А его мать, которая знала сына, как никто, специально подняла эту тему, чтобы дискредитировать молодую девицу. Но зачем? Почему ей так не нравится Эйлин? Все эти вопросы только усиливали чувство неуверенности Джулии.
Вскоре после этого разговора Эйлин попрощалась, и Хью пошел провожать ее до машины. В гостиной остался только Конор, прикорнувший в кресле. Уна повела Джулию наверх.
Пройдя по длинному коридору и остановившись перед дверью, Уна торжественно объявила:
— Я лично занималась убранством этой комнаты! Не сомневаюсь, что молодая девушка вроде тебя по достоинству оценит мой труд. Я велела все старье перетащить на чердак. Разумеется, Хью был очень недоволен этим, поэтому пришлось заниматься всем самой, не обращая внимания на его ворчание. — Уна толкнула дверь.
Сердце Джулии в очередной раз сжалось — ясно, что из-за смены мебели она еще больше проиграла в глазах Хью. Девушка, едва веря своим глазам, обвела взглядом то, что ее хозяйка с гордостью назвала своим творением. Как всякая женщина крупного телосложения, Уна почему-то тяготела к безделушкам, фотографиям в рамочках и прочим безвкусным вещам. Стены комнаты и ковер на полу были жизнерадостного желтого цвета. Белые кружевные занавеси на окне слегка шевелились от легкого ветерка, долетавшего с реки. На низкой кушетке громоздились алые подушки, которые казались чересчур яркими на фоне полированной белой мебели с инкрустацией из эмали. Особенно сразила Джулию постель с высоким изогнутым изголовьем, белым, как фарфоровая чашка. Она была застлана веселеньким желтым покрывалом, под цвет стен и ковра.
— Ну как, тебе нравится? — спросила Уна. Однако и так было ясно, что одобрение ее трудов никоим образом не зависело от мнения Джулии. — Да, о такой комнате я мечтала, когда была в твоем возрасте, — вздохнула она, погладив ладонью новенькое покрывало. Потом, видимо предупреждая вопросы, которые вертелись у Джулии на языке, торопливо добавила: — Я сейчас пришлю Китти, она принесет твои чемоданы. Наверное, тебе хочется поскорее разложить вещи и устроиться на новом месте.
— Но пока вы не ушли, мне хотелось бы кое-что уточнить, — быстро сказала Джулия и только тут почувствовала, что вопрос ее прозвучал резко и почти в приказном тоне.
Уна удивленно приподняла брови и вскинула голову с почти королевской надменностью.
— Простите, но зачем вы меня сюда вызвали? По-моему, я вам на самом деле не очень-то нужна. Как-то трудно представить, что вы кому-нибудь готовы перепоручить свои дела — вы ведь сами всем занимаетесь.
Невеселая усмешка коснулась губ пожилой женщины.
— Ты сама догадалась или Конор успел тебя просветить? У этого легкомысленного нахала, надо признать, нюх на такие дела.
— Ну, честно говоря, и самой было нетрудно догадаться, и он кое-что рассказал, — призналась Джулия. — Мне показалось, что вы оба — с вашим сыном — не нуждаетесь в помощи и в высшей степени…
— Да, да, можешь говорить, — сказала Уна с неожиданным благодушием, — Муртаги всегда славились своим благородством. Это, знаешь ли, у нас в крови, и я, к примеру, этим горжусь.
— Нет, я просто хотела сказать, — быстро поправилась Джулия, — что вряд ли вам нужна помощница вроде меня.
Плечи Уны поникли. Она устало взмахнула рукой, словно признавая свое поражение, и подошла к канапе возле окна. Присев, залюбовалась видом на пастбище и реку и на какое-то время словно забыла о присутствии Джулии. Через минуту, словно придя к какому-то решению, она подозвала ее:
— Иди сюда, детка. — Голос ее утратил резкость, и, когда Джулия, озадаченная, подошла, Уна нежно взяла ее за руку и, притянув, посадила рядом с собой. — Все, что ты видишь вокруг, — поля, реку, пастбища — все это принадлежит семейству Муртаг сотни лет. И я не хочу это потерять. Ты меня понимаешь? — Костлявые пальцы впились в руку Джулии, выдавая сильные чувства, овладевшие хозяйкой.
Сбитая с толку Джулия подняла глаза на острый профиль, резко выделявшийся на фоне светлого окна.
— Но… почему вы думаете, что можете все это потерять? — слегка заикаясь, спросила она.
Уна порывисто сжала пальцы Джулии, так что даже напугала ее.
— Неужели ты не видишь, что Хью влюблен по уши в эту кошку, Эйлин Дайсарт, а уж та не жалеет ухищрений и уловок, только бы завлечь моего простака в свои сети!
— Мне трудно поверить, что такая женщина может иметь подобное влияние на вашего сына, — твердо произнесла Джулия, вспомнив мрачное лицо и холодный, безучастный взгляд Хью Муртага.
— Но ты его совсем не знаешь, — возразила Уна, недовольная ее тупостью. — Он истинный Муртаг, у него горячая кровь, пылкий темперамент; ледяной взгляд — это только игра. Если он решит жениться на Эйлин, то ни перед чем не остановится, поверь мне. А Эйлин из кожи вон лезет. Она законченная эгоистка. И первым делом потребует, как только он заикнется о чем-нибудь серьезном, чтобы Хью продал Лискуль. Как это ни странно, но она ревнует моего сына к поместью, словно чувствует, что часть его сердца всегда будет принадлежать Лискулю. Да и вообще, она создана совсем для другой жизни нежели та, которую ей может предложить Хью Дом Дайсартов вечно полон гостей. Эйлин обожает веселые компании, с которыми она ездила веселиться в Дублин! И если ее не окружает толпа поклонников, которые безбожно льстят ей и превозносят до небес, она делается сама не своя и дуется на весь белый свет. Вот такая же жизнь ждет и Хью, если ей удастся уговорить его продать Лискуль. Она не на шутку вцепилась в моего сына.
— Все равно я не понимаю, — озадаченно нахмурилась Джулия, — какая мне уготована роль в этой истории?
— О, не стану притворяться, конечно, у меня есть свой интерес. Я знаю эти места как пять пальцев, каждый сучок, каждый камешек. Для меня уехать из Лискуля, навсегда лишиться его просторов, запахов, звуков — смерти подобно, но поместье записано на Хью. Он здесь полный хозяин. Так решил мой покойный муж. Разумеется, он в страшном сне не мог увидеть, что судьба поместья будет зависеть от такой вертихвостки, как Эйлин. — Уна замолчала и горестно закусила губу. — Вот почему я пригласила тебя сюда. Трудно представить девушку, которая меньше походила бы на Эйлин, чем ты. Я на самом деле понятия не имела, что ты из себя представляешь, но, когда ты приехала, я сразу поняла, что лучше тебя не найти.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — оборвала ее Джулия.
