унылой мрачностью домов!
Я решилась: уединение на природе поможет мне разобраться в себе, подумать о своей жизни.
Глава 2
Мать проводила меня до поезда. Таким образом она давала мне понять, что одобряет мой поступок чуть ли не впервые в жизни.
Поезд тронулся. Машинально продолжая махать рукой на прощание, я вдруг испытала такое небывалое чувство подъема и освобождения, что, устыдившись собственных эмоций, уткнулась в толстый иллюстрированный журнал, который захватила с собой.
Кроме меня в вагоне ехала молодая женщина с ребенком и мужчина с потухшей трубкой. За окном поезда промелькнули однообразные дома пригорода. Я отложила журнал и стала мечтательно разглядывать проплывавшие мимо поля, луга, рощи. Мне казалось, что вся моя предыдущая жизнь с ее скукой, проблемами и сомнениями с каждой минутой отдаляется от меня все дальше и дальше.
Мою радость немного омрачало легкое чувство вины перед мисс Палмер. Бедная, как она засуетилась, узнав, что я беру внеплановый отпуск! Потом она холодно заметила, что мое отсутствие конечно же создаст массу неудобств нашему руководству. Она-то сама уже давно привыкла к тому, что девушки куда-то срываются, а потом оказываются замужем. Но она уверена, что в моем случае все будет иначе…
Этот разговор послужил мне предостережением: возвращение в контору окончательно превратит мою жизнь в болото. Меня уже даже не пугала перспектива остаться с глазу на глаз с Родни — настолько сильно во мне взыграла жажда перемен.
Мои размышления были прерваны громким спором матери и ребенка.
— Нет, Ширли, — говорила женщина, — это нельзя трогать. Ты можешь порезаться!
Но девочке хотелось подержать нож, которым мать чистила для нее яблоко. Молодая женщина беспомощно взглянула на меня:
— Просто ужас! Ширли так и норовит схватить что-нибудь острое, хотя и знает, что этого нельзя делать.
Внезапно раздался резкий крик — девочка выронила нож, который все-таки оказался у нее в руках. Из разреза на пальце струилась кровь.
— Что я тебе говорила! — истерично запричитала молодая мать, сама чуть не плача от волнения.
Я поспешно вытащила из сумки чистый белый носовой платок и бросилась на помощь. Но ребенок вертелся, рыдая навзрыд, и я никак не могла перевязать пальчик.
— Позвольте мне это сделать. — Мужчина, отбросив газету, уже доставал из багажного отсека черный саквояж.
Это был молодой человек высокого роста, широкоплечий, светловолосый. Он держался очень спокойно, в его движениях сквозила уверенность в себе. Мать Ширли вздохнула с облегчением, увидев, что он достает из саквояжа бинт.
— Малышка, видишь, как тебе повезло, что рядом оказался доктор. Сейчас мы полечим твой пальчик, — ласковым голосом обратился врач к девочке, потом, взглянув на меня, добавил сухо: — А вам лучше сесть, а то вы прямо позеленели, что-то мне подсказывает, что вы не обладаете выдержкой и сноровкой медсестры.
Вспыхнув, я вернулась на свое место. Ширли тем временем перестала плакать: доктор принадлежал к тому типу мужчин, которые внушают детям доверие. Вскоре девчушка улыбалась, гордо демонстрируя свой забинтованный палец.
Через несколько минут мать и девочка, продолжая лепетать слова благодарности, сошли на своей станции.
Молодой человек проводил их взглядом:
— Поразительно, но некоторые малыши вертят родителями как хотят. Похоже, эта крошка умеет настоять на своем.
Я удрученно кивнула, вспомнив некоторые «подвиги» Родни. Доктор пристально на меня посмотрел:
— Мне кажется, вы уже сталкивались с детской изобретательностью?
— Я еду в Уэрфильд: надо присмотреть за сыном сестры, пока она будет путешествовать. Мой племянник — ангел и чудовище в одном лице! — с улыбкой объяснила я.
Доктор спокойно кивнул, и у меня возникло ощущение, что его серые проницательные глаза видят все насквозь.
— Уэрфильд! Какое совпадение! Я Боб Причард — терапевт широкого профиля, трудоголик местного масштаба. Ездил консультировать больного, сейчас возвращаюсь домой. Хорошо, что я оказался рядом, а то вы, наверное, до сих пор возились бы с ребенком.
— Да, латать людей — это не по моей части, — вынуждена была признать я и поспешила представиться: — Меня зовут Эстер Карсон.
— Эстер, — медленно произнес он, словно смакуя каждый звук. — Какое красивое имя! Я никого еще не встречал с таким редким именем.
— Красивое?! — изумилась я. — Терпеть его не могу! Оно какое-то старомодное, добропорядочное…
— Да, в нем звучит надежность.
— Надежность, — глухо повторила я. Как я устала от этого ярлыка! Каждый раз одно и то же: Эстер — палочка выручалочка, Эстер всегда в нужное время на нужном месте, Эстер надежная, преданная, ответственная, Эстер, которая упускает все самое важное и интересное в жизни!
— Значит, вам не нравится, что вас считают надежным человеком?
«Он что, смеется надо мной?» — рассердилась я, испытывая странное беспокойство.
— Не очень, — как-то неуверенно ответила я.
Какая ему разница, что я чувствую? Я решительно отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что не намерена больше откровенничать. В конце концов, мы едва знакомы, и тот факт, что он врач, вовсе не обозначает, что я обязана обнажать перед ним свою душу. Однако я чувствовала, что он продолжает разглядывать меня.
— Вы даже не предполагаете, какие мы в Уэрфильде простодушно-любопытные, у нас тут сельская идиллия. Здесь невозможно отгородиться от внешнего мира. Скоро и о вашей персоне все будут знать всё. Кстати, у нас есть даже свой сеньор — ну, ему нравится таковым себя считать. Вэнс Эшмор высокомерен и заносчив, как настоящий феодальный барон.
— Вэнс Эшмор?! — буквально вскричала я.
— Вы знакомы?
— Нет, но я буду жить в Черри-Коттедж, дом находится в его владениях.
— Вы хотите сказать, что миссис Этертон ваша сестра? — Теперь настал его черед удивляться. — Никогда бы не догадался, что вы ее сестра.
Как уж тут догадаешься, удрученно подумала я. Эверил — златокудрая, голубоглазая красавица с неуемной жаждой жизни. А что можно сказать про меня?! Я даже не удивилась, а просто кивнула, когда он задумчиво пробормотал:
— Вы вовсе не похожи. Нет ни малейшего сходства. — Внезапно он насторожился, будто мысль, что мы сестры, как-то неприятно его поразила.
Меня удивила его неожиданная реакция.
— По словам Эверил, Черри-Коттедж — старый-престарый милый домик, — сказала я, пытаясь восстановить непринужденный разговор. Я так и не поняла, что именно так расстроило Боба Причарда.
— Это действительно жемчужина: шестнадцатый век, дубовые балки, окна со свинцовым переплетом. Коттедж намного древнее господского дома в поместье Эшморов. Старая усадьба в прошлом веке погибла от